За два столетия до конца
Шрифт:
Милея отлично провела время. Это был самый радостный и легкий вечер за долгое время.
Она разговаривала со своим спутником обо всем на свете. Общаться с ним было легко и приятно. Такая замечательная отдушина после того, что ей довелось пережить этим утром. И Мили была очень благодарна мэтру Саргусу за это.
Она пришла домой поздно вечером. Мама и папа еще не вернулись. Конечно! Ведь бал. Она тоже когда-нибудь побывает на нем. Может быть, с мэтром Саргусом, а, может, с Харадом. Но точно не с Лайнесом. Сто процентов!
Мили пришла в свою комнату, бросилась на кровать и уставилась
Минут пять она просто лежала, потом извлекла из сумки все еще чистый дневник, села за стол, открыла его на первой странице и написала:
«29 декабря, суббота. Здраво, друже! Сегодня прекрасный день! Я была в классном месте с классным мужчиной. Хотя, я была бы рада, чтобы этот мужчина приударил за кем-нибудь другим, а не за мной. Да, он замечательный, но со мной ему, увы, ничего не светит. В любом случае я сегодня отлично отдохнула. «Шахта» – обалденное место. Настроение – супер. Сессия – сдана. Пусть ТАК, но сдана. И вообще у меня все хорошо. Просто отлично. Замечательно! И я счастлива!»
***
Две недели новогодних каникул Мили провела со своим новым другом, рассказывая его тонким листам, как прошел ее прошлый семестр. За каникулы Милея исписала почти половину страниц.
Родители пытались как-то ее растормошить, вытащить из комнаты и разговорить, но она только просила оставить ее в покое. Только бы не начались расспросы об Академии.
Мили писала, перечитывала, потом писала о своем отношении к тому, что написала раньше. Спорила сама с собой. «Его» назвала «Он». А если и обращалась к Нему, то не иначе как «Вы, сударь»
Ференс и Дейра решили, что Милея влюбилась. Другого объяснения для подобного рода странного поведения своей дочери они найти не могли. Склонностью к затворничеству она до сих пор не страдала.
Грайвы-старшие еще более уверились в своей догадке, когда однажды вечером Милея вышла из своей комнаты, одетая в платье.
В это вечер она, как всегда, сидела у себя, когда на ее визер пришло сообщение от мэтра Саргуса. Он приглашал ее на прогулку по Пятому Триалу.
Пятый Триал был самым неординарным из всех восьми образующих столицу планет. Тут окопался минкульт во главе с его руководителем – лордом Левераллем. Личностью он являлся очень яркой, но поразительно противоречивой и эксцентричной. Являясь жестким, даже авторитарным руководителем, эльф в то же время был невероятно восприимчив к новым веяниям в искусстве.
Не было такого течения в живописи, музыке, театральном искусстве или архитектуре, которое он пропустил бы мимо, отбросил как нежизнеспособное или недостойное внимания имперского министерства культуры.
– Помните, что творчество – это выражение индивидуализма и субъективизма, – говорил он своим подчиненным, – и любое его проявление должно быть проанализировано и оценено по достоинству. Как только мы станем стереотипичными и законсервируемся во мнении «это допустимо для нашего рассмотрения, а это не допустимо» – все! Можем искать новую работу! Нет ничего более динамичного, чем искусство, дамы и господа. И наша с Вами задача поддержать эту динамику.
Лорд Левералль, несмотря на свою катастрофическую загруженность на службе,
Иногда, сидя на очередном заседании, эльф прерывался на полуслове, хватал лист бумаги, отрывистыми движениями рисовал на нем пять абсолютно ровных параллельных линеек и начинал стремительно разбрасывать по ним ноты.
Подчиненные министра сидели, затаив дыхание, и восторженно наблюдали за лицом шефа и за самим процессом творения. Тайком они делали его стереографии и выкладывали в поток.
Многие крупнейшие коммерческие компании Империи отдали бы, не задумываясь, сотни тысяч империев, чтобы заполучить лицо лорда Левералля в минуты его вдохновения на свой рекламный плакат. Но, естественно, эльф даже не допускал такой мысли.
Он творил! При чем тут деньги?
Ландшафт и архитектура Пятого Триала чем-то напоминали самогО хозяина планеты. Они были настолько разноплановы и неоднородны, странны и нелогичны, что часто вызывали недоумение. Но факт, что они гениальны, отрицать было невозможно.
Вся «пятерка» являлась одним большим произведением искусства.
Здесь рос неоновый лес. На самом деле, в соке растущих в этом лесу деревьях и кустарниках отмечалось повышенное содержание фосфора, а вовсе не неона, но название за ним закрепилось именно такое. Прогулка по ночному Неоновому лесу была просто за гранью фантастики. Никакая новогодняя иллюминация не могла сравниться с этим. Светилось все – от массивного тусклого ствола, волокнистая структура которого слегка проглядывала в местах истончения коры, до ярчайших тоненьких прожилок на молодых листочках.
Был «Небесный город», на котором располагался парк развлечений – огромная базальтовая платформа с компенсирующим гравитационное поле планеты устройством. По периметру она была окружена пятиметровым забором из сверхпрочного абсолютно прозрачного материала, так что свалиться было невозможно. Но если вдруг какому-нибудь креативному суициднику стукнуло бы в голову уйти из жизни красиво – его ждало жестокое разочарование. Внизу располагалось воронкообразное силовое поле, которое подхватывало оказавшееся за пределами Небесного города тело и отправляло его в специальный приемный пункт, находящийся на земле под самым центром города. Именно там папаши и мамаши забирали улетевшие от их чад воздушные гелиевые шары, мячи и прочие атрибуты счастливого детства.
А Море песчаных островов? Это удивительный водоем колыхал свои теплые воды вокруг бесчисленного количества замков, выстроенных на этих островах из песка. Каждый их них был один другого причудливее. «Песок», являющийся для них строительным материалом, был абсолютно белого цвета и держал четкую форму, только соприкасаясь с определенным материалом-отвердителем. Из него и делали специальные мастерки, при помощи которых делался замок. Ежегодно в июне острова разравнивались, и Пятый Триал принимал тысячи архитекторов, желающих сразиться в конкурсе за звание самого креативного творца в Империи, сопровождаемое немалым денежным вознаграждением. И песчаные замки вырастали вновь.