За горизонтом сна
Шрифт:
Я никуда не денусь, обреченно признала Лили. Утонченная магия, пришпиливающая к месту не цепями, а узами собственных сомнений, колебаний, готовности к самоотверженному риску во имя любви… да и обыденного любопытства. А ведь она уже совсем было решилась бежать, когда вернулся маг…
— Хорошо, учитель, — бросил Витас тоном опытного палача. — Так как же?..
Он уже спрашивал не о ней. О той, другой, красивой.
Вот она почти появилась в щели под факелом — край платья, профиль, огненный локон из прически. Напряженная, подавшаяся вперед в ожидании
— Аннелис дес Краунт, — усмехнулся стабильер. — Первая учительница нашего юного бастарда, на зависть всем прочим дворцовым шлюхам. Ты не знал?
— Знал, — кратко, сквозь зубы, почти без гласной. — Ну так что?..
— Ты удивляешь меня, мой мальчик… Хочешь править Великой Сталлой, а не можешь даже послать подальше не в меру ловкую особу со смазливой мордашкой и пышным бюстом. Насколько я осведомлен, Его бывшее Высочество принц Эжан тоже успел пообещать на ней жениться…
…Узкая щель между стеной и дверью, полная рыжего огня.
Раскатистый женский хохот.
Слабость и дрожь во всем теле… Лили медленно сползла вниз по шершавым камням. Холод и боль, острее и нестерпимее друг друга. Холод и боль, хохот и огонь…
Ей казалось, что она вот-вот проСНЕтся…
Нет.
Просто потеряла сознание.
ГЛАВА VII
Двенадцатитоновая музыка — негромко и бесстрастно. Успокаивает… какое там к черту! С таким же успехом можно слушать немцев-романтиков, надрывных, как истеричные барышни… А любопытно, какую музыку предпочитают теперь на Земле? Да и помнят ли они вообще, что такое музыка…
Селестен Брюни откинулся в кресле, опустив веки. Герметично запертый отсек с надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ» при входе, точь-в-точь как во время полета. Представить себе, что полет продолжается… грандиозный и бессмысленный полет на одном месте. Впрочем, чем время хуже?
Глаза Арчибальда в бессонную ночь перед стартом. Не горечь разлуки, не гордость за брата и не зависть — нечто гораздо сложнее, выпуклее, многограннее; Арчи по-другому не может… не мог. Наверное, из энциклопедических справочников нетрудно будет узнать, сколько лет прожил Арчибальд Брюни. Сколько десятилетий он не дожил до встречи с братом… Тогда, накануне, тот невесело шутил об эйнштейновском парадоксе близнецов, который братья Брюни уникальным образом проверят на практике. Молодой близнец и старый близнец…
Живой — и мертвый. Почти нет разницы.
— К тебе можно, Стен?
Он не стал подниматься, оборачиваться и даже размыкать век
— Ты уже вошел, Алекс.
Судя по звуку шагов, Нортон небыстро ходил из конца в конец отсека, словно пойманный и уже смирившийся с этим дикий зверь. Остановился, заглянул в лицо Селестену; отвернулся, напоровшись на равнодушно прикрытые глаза. Ему непременно должно было показаться, что равнодушно.
— Я был вчера в Замке, — начал Александр, — познакомился еще с одним местным парнем, он, кажется, потомок нашего Феликса… инженера Ли. Кое-что у него выяснил… В общем, сейчас
— Нет, — честно ответил он.
— Мне тоже.
Нортон умолк. Молчание ненавязчиво окрасили последние аккорды; музыка растворилась в воздухе, не закончившись: двенадцать тонов никогда не ставят музыкальной точки. Кончился только диск. Селестен шевельнул было рукой, чтобы запустить его заново, но передумал.
— Не представляю, как жить в таком мире, — беспомощно прозвучал в тишине голос Александра. Брюни пожал плечами. Он тоже не знал. Но не собирался размышлять об этом… пока.
Пока есть кое-какие долги.
— Послушай, Алекс, — заговорил он, — ты лучше представь себе, что снаряжаешь в полет космическую экспедицию… допустим, Первую Дальнюю. Ты меня понял. Фальшивую экспедицию с прыжком во времени.
—Я?!
Беспомощности как не бывало. Уже хорошо.
— Пофантазируй. Ты — во главе подобного проекта. Ты ведь занимаешься этим не от нечего делать, правда? У тебя есть какая-то цель. Все это кому-то — тебе — для чего-то нужно. А значит…
— Не понимаю, о чем ты, — досадливо бросил Нортон.
Селестен резко распахнул глаза. Сразу не увидел Александра — ах вот он где, у самого иллюминатора с видом на белесое небо. Ссутулившийся, постаревший. Это ты напрасно, Алекс; нам еще есть, с кем и за что воевать.
Легко, будто теннисный мяч, выскочил из кресла:
— Ты захочешь знать, что происходит на борту. Можно нашпиговать «Атлант» видеокамерами с передатчиками — но это не решение вопроса, ведь ты в любом случае умрешь раньше, чем эксперимент завершится. Значит, тебе придется послать с экспедицией своего человека, добровольца, который закончит начатое тобой. Или же…
— Или полететь самому.
Голос Нортона прозвучал тускло; логика безупречно сработала сама собой, без помощи сознания. Собственное открытие произвело на него впечатление лишь секундой позже. Вскинул голову, обернулся, встретился взглядом с Селестеном. Тот кивнул:
— Он среди нас.
И он ответит. За все, черт возьми!
Селестен Брюни вставил в дисковод старый, давным-давно не слушанный диск. Хорошо забытая музыка помогает думать. А подумать надо всем этим придется как следует — и, к сожалению, одному.
У Алекса было скучное, предельно утомленное выражение лица. Мол, взваливать на себя еще и это — зачем? Пусть мы даже вычислим КТО — разве это вернет нас назад в прошлое… то есть в настоящее, наше настоящее? Сейчас, когда за бортом «Атланта» — абсолютно чужой, полуразрушенный, враждебный мир… представь себе, что будет, если каждый из нас начнет подозревать всех остальных, искать крайнего, виноватого?!
Не каждый, возразил Селестен. Только мы с тобой. Мы сможем сами… И — после паузы: хорошо. Я смогу сам.