За гранью Разлома
Шрифт:
— Совсем тебя бросили?
Домовая дёрнула ухом.
— Я её не бросала, — тихо проговорила Мира и, не моргая, продолжила смотреть в ту же точку, куда смотрела до этого. — Я часто хожу сюда, сначала ходила одна, теперь — с Настей.
Так вот, где они сидели всё время. Можно было и догадаться. И как не замёрзли? Хотя, в отличие от Миры, Настя колдовать могла.
Первым порывом Макса было пригласить девушку в сад. Там, скрывшись от посторонних взглядов за хвойными лапами невысоких растений, они могли бы поговорить, но, вглядевшись в лицо оцепеневшей Миры, Макс понял: она
Ничего. Даже если разговор не состоится теперь, дело явно сдвинулось с мёртвой точки, и, пусть не сегодня, однажды он должен был состояться. Пытаясь убедить себя в этом, Чтец натянул на лицо улыбку и, стараясь не выдать разочарования голосом, коротко сообщил:
— Не буду тебе мешать.
Он развернулся, чтобы уйти, но медлил, отчаянно надеясь на то, что ошибся, что Мире удастся преодолеть сомнения и она окликнет его, попросит остаться. Не окликнула. Не попросила и ничего не сказала, но, сделав несколько неспешных шагов в сторону дома, Макс с удивлением отметил, что спутница Бессмертного следует за ним.
Он не видел её, лишь слышал лёгкий хруст снега под сапогами. Не решаясь обернуться, Чтец то ускорял, то замедлял шаг и отмечал, что Мира делает то же. Сад уже почти остался позади, когда из-за еловых ветвей пробился тусклый свет из окон столовой. Желтоватый, он окрашивал снег в странный цвет, который вдруг показался Чтецу нездоровым, чужим в самой длинной в году ночи. «Я не хочу идти туда», — понял Макс и, поддавшись импульсу, свернул на боковую тропинку.
Он свернул ещё дважды, забравшись поглубже в сад, туда, где единственным источником света была выглядывающая из-за облаков полная луна. Сегодня она казалась огромной. Собравшийся на скамейке снег серебрился в её свете, и, сообразивший, что сесть на улице не получится, Чтец всё-таки обернулся, чтобы убедиться: слух не обманул его. Мира в самом деле следовала за ним всю дорогу.
Да, она была там. Застегнула шубу, но запуталась в петлях, и теперь левая часть подола оказалась заметно выше правой. Вязаная шерстяная шапка съехала куда-то на бок, а на шее пушистым шарфом разлеглась белая ласка. Белая кошка следовала за ними, смешно прыгая по следам, а белая белка, ничуть не смущённая присутствием хищников, высунулась из хвойного куста с длинными голубоватыми иглами и внимательно наблюдала за происходящим.
— Как ты думаешь, охотятся ли духи друг на друга? — спросил Макс.
Мира растерянно пожала плечами.
— У нечисти бывают сложные отношения, но, мне кажется, это связано не с тем, как они выглядят, а с тем, чем они занимаются.
— Можно спросить Александра, — предположил Макс и, пристально вглядевшись в лицо остановившейся в трёх шагах от него девушки, добавил: — А можно не спрашивать.
Она опустила взгляд.
— Он хорошо поёт.
— Да. — Макс не ожидал такого от крёстного отца. — Никогда не слышал подобного раньше.
— Иногда мне самой хотелось запеть.
— Так почему не запела?
— Не знаю. — Голова Миры склонилась ещё ниже. — Мне показалось, что ничего не получится.
Она замолчала. Макс молчал тоже, не зная, что сказать, и тишина заполнилась вдруг усилившимся снегопадом.
— Знаешь, когда
Она выжидающе посмотрела на Макса.
— Наверное, это было красиво, — отозвался тот, подходя ближе.
Он никогда не испытывал особых чувств по отношению к снегу. Снег означал для него заметённые дороги и долгие тёмные ночи. До Разлома это было неприятно, после — опасно, но Чтец не ненавидел зиму и не был готов признаваться ей в любви.
— Было, — серьёзно подтвердила Мира. — Когда я вижу снег, я вспоминаю тот вечер. Как потом пришла мама, как мы пошли на детскую площадку у деда во дворе, и один мой брат подговаривал другого лизнуть горку.
— И он лизнул? — зачем-то спросил Макс. Мира улыбнулась.
— Нет, папа отговорил. Сказал, что потом придётся отрывать, а я начала плакать. Влад и Миро всегда очень расстраивались, когда я плакала, так что они сразу переставали спорить.
— Миро? Сейчас ты используешь имя брата?
Девушка улыбнулась.
— Нас всех троих звали почти одинаково, просто у всех использовались разные сокращения. Такая мамина прихоть: Владимир, Мирослав и Тихомира. Миркой меня начал называть дед уже после Разлома. Чтобы защитить и не дать забыть. Я не забыла.
У её ног собрались белые зверьки. Мира сообщила своё имя не им, но Максу, и теперь он стоял, не зная, как должен себя чувствовать, и не понимая, что чувствует.
— Я называю себя так, как меня звали родители. Тебе будет не сложно догадаться, как именно, но я прошу тебя, никогда не говори это имя вслух.
— Хорошо, — пообещал Чтец, совершенно не уверенный, что угадал.
— Знаешь, наверное, я боюсь остаться одна больше, чем рискнуть своей жизнью и даже большим. — Не глядя на него, Мира печально улыбнулась. — Миша перестал меня понимать, а ты — наоборот. Я хочу, чтобы ты знал, что случилось с нами той осенью, откуда взялись все эти тайны и обещания. Наверное… — Она подняла руку и, кажется, попыталась натянуть на лицо шапку, но была остановленная вставшая на пути у её руки лаской. — Ой. — Девушка погладила духа и, не глядя никуда конкретно, быстро выпалила: — Наверное, я хочу, чтобы ты помог мне справиться с этим, потому что я и так на грани, а одна не выдержу точно.
Снег шёл всё сильнее. Крупные хлопья заполняли воздух, делая его почти осязаемым, белые духи сливались с ним и, похожие на причудливые порождения отсутствующего ветра, плясали вокруг. Тишина давила на уши. Снег поглощал звуки, все, кроме голоса Миры.
— Мы часто понимаем, насколько сильны, только потеряв силу, правда?
Она не нуждалась в ответе, и Чтец не стал отвечать. Спутница Бессмертного повела плечами, прогоняя ласку, и подняла лицо к небу. Снежинки таяли на её губах и оставались на ресницах прикрытых глаз.