За гранью Разлома
Шрифт:
— Сейчас мне кажется, что я могла всё, когда была Сестрой. Я могла сделать любую печать. Я расчищала снег перед автодомом, и мы могли ехать зимой. Я легко расправлялась с вампирами, я защищала нас с Мишей от газа. Я верила, что мы спасаем мир, делаем его лучше, и хотела, чтобы все остальные следовали за нами. Говорила речи, рвалась вперёд, не давала Мише отдохнуть, когда ему хотелось, не понимала, что ему тяжело.
Снег всё шёл, пеленой закрывая их от всего остального мира. Духов вокруг стало больше, а может, снег в самом деле тоже забыл о гравитации и теперь пляшет вместе с белыми зверьками. Белизна окружала, вытесняя темноту самой длинной ночи года, и, чем дольше говорила Мира, тем больше Максу казалось,
Он видел, как девушка в красно-чёрном костюме бежит через лес, ловко минуя низкие ветки и кусты, а за ней, запинаясь о корни, спешит кажущийся немного нелепым в таком же костюме её Брат. Сестра достаёт из рукава фломастер и на ходу что-то пишет на тыльной стороне ладони; для этого ей даже не нужно опускать взгляд. Почти не замедлившись, Мира выбегает на поляну, касается руками земли, и она выворачивается наизнанку, крепко хватая фигуру в кроваво-красном балахоне. Мира выхватывает баллон с газом и спешит к пойманному, в её глазах пылает праведный гнев, а в глазах не успевающего за ей Миши — только усталость. Он отцепляет от пояса книгу и пытается найти в ней нужную страницу, но в этом уже нет нужды: всё уже конечно. Мира справилась сама и улыбается напарнику. Миша улыбается в ответ, но его взгляд неизменен. В нём нет ничего, кроме усталости.
— Миша всегда был сильным, он и без меня бы многого добился. Наверное, я достаточно рано поняла, что мешаю ему развиваться, но я и думать не могла о том, что он покинет меня. Я любила его, а он видел во мне младшую сестру, и что бы я ни делала, ничего не менялось. А за ним всегда волочились то охотницы, то женщины из мирных, и мне приходилось буквально висеть у него на руке, чтобы дать им понять, что тут нечего ловить. Вот только на самом-то деле было, и Миша вряд ли был рад тому, что я отпугиваю всех от него. Иногда он уходил с кем-нибудь тайком от меня, а когда возвращался — врал, как будто я ничего не понимала. Но это я сама заставляла его врать, потому что сильно расстраивалась. Миша никогда не любил, когда я расстраиваюсь.
«Ну Мирка, ну ты чего, — виновато спрашивает свою Сестру Брат. Он одет в чистую зелёную футболку, а на шее прямо над вырезом красуется отчётливый след от засоса. — Ну не приведу я сюда никого, я же обещал. Мы с тобой — напарники, и я тебя не оставлю». Мира смотрит, насупившись, и сжимает губы, а по щеке стекает непрошенная слеза. «Ты был без костюма. Что, если теперь тебя запомнят и найдут?» «Да она же не знала, что я из Близнецов!» «Да? А зачем тогда ты ей?» Миша хмурится, и Мира, понимая, что сказала лишнего, прикрывает рот ладонью. «Ладно, не важно», — бормочет она и, поднырнув под рукой напарника, выбегает из автодома.
И вдруг оказывается в совсем другом времени и месте, где Миша, срывая с лица красно-чёрную маску, зажимает ей рану из прокушенной руки хрупкой голубоглазой блондинки. Мира стоит рядом и с мрачной решимостью во взгляде пишет печать на обрывке страницы из Мишиной книги.
— Та девушка и та вампирша встретились нам одновременно. Девушка была сильно ранена, весь её отряд погиб, и мы остались с ней, вместо того чтобы преследовать ту альбиноску. И Миша влюбился. Он никогда не говорил об этом, но мы снова и снова как бы случайно оказывались около её поселения, и Миша улыбался такой улыбкой, которой никогда не улыбался мне, и мне казалось, что я просто умру. И поэтому я зацепилась за слухи о том, что та вампирша появилась опять, и направила все свои силы на то, чтобы её поймать. Убедила Мишу, что мы делаем это для защиты той девушки в том числе, а сама надеялась, что если не Миша забудет её, то я сама смогу забыть о своей боли.
Картины замелькали так быстро, что Макс едва успевал улавливать отдельные образы. Чёрный балахон, белые волосы, кожа бедная даже для вампира. И кровь, кровь,
— Она была непохожа на других. Иногда совершала совершенно бессмысленные убийства, иногда бросала людей едва живыми, так, чтобы мы успевали найти их, но не спасти. Часто подставляла своих. Сейчас я понимаю, что она просто играла с нами, намеренно оставляла след и распаляла наш гнев, но благодаря этому я достигла своей цели. Миша пообещал не возвращаться в то поселение, пока мы не убедимся, что эта сумасшедшая не сможет прийти туда следом, а я действительно забыла обо всём на свете. Она мне даже снилась. А потом она просто убила Мишу.
Маленькая белая ласка, выпрыгнув откуда-то из пелены снега, описала в воздухе петлю и, вытянув шею, посмотрела Макску в глаза. В чёрных зрачках зверька отражалась другая ночь, та, где не было снега, но были вялые листья конца октября, развороченный двор брошенного дома и высокий крепкий молодой человек в красно-чёрном костюме с вскрытой грудной клеткой.
— Он лежал передо мной так, что я видела его сердце, и оно не билось.
Мира падает на колени перед погибшим Братом и хватается за голову.
— Мне казалось, что весь мир рухнул. Я даже не пыталась догнать ту вампиршу, я вообще ничего не пыталась, просто сидела и не верила. А когда поверила…
Сестра закрывает глаза руками, кажется, что она пытается выдавить себе глаза, но вместо этого девушка запрокидывает голову и кричит, кричит пронзительно и отчаянно, и Максу кажется, что крик, которого он на самом деле не слышит, сейчас разорвёт ему уши.
— Мне тогда было всё равно, что будет со мной. Я была готова умереть, готова рухнуть прямиком в ад, готова отдать чужие жизни, лишь бы вернуть Мишу.
Кровь лужей собирается у тела погибшего охотника, и Мира, медленно отрывая руки от лица, макает в неё палец. Невидящими глазами она оглядывается по сторонам, а потом, подобрав с земли осколок стекла, разрезает чёрно-красный костюм у себя на груди. Покрытая кровью тонкая веточка скользит по коже, Мира пишет, глядя в пустоту перед собой, её рот слегка приоткрыт, и Максу показалось, что её губы слегка шевелятся, повторяя одно и то же короткое слово.
— Ты его ожила.
— Да. — Пустые глаза Сестры из прошлого сменились измученными глазами Миры из настоящего. — Потом я пыталась понять, как мне это удалось. Я так и не поняла, но, может быть, дело было в том, что это был Хэллоуин. По легендам на Хэллоуин духи наших предков приходят в этот мир повидать нас, а души умерших не сразу уходят туда, куда мы попадаем после смерти. Может быть, душа Миши задержалась и была ещё рядом, когда я исцелила его тело. Не знаю. Но то, что я сделала… — Она покачала головой. — Создавая печати, я никогда не думала о том, как именно они будут работать. Я сама не знала, что делаю. — Мира осторожно расстегнула шубу. Легко соскользнув с её плеч, мех упал в снег у ног бывшей Сестры. — Я просто хотела, чтобы Миша жил. — Стыдливо повернувшись к Максу спиной, она разом стянула подаренный Анной свитер и нижнюю майку и, прикрыв грудь одеждой, шагнула ближе к Чтецу, позволяя ему увидеть тёмно-бурые символы, намертво впечатавшиеся в её кожу. — Я просто хотела, чтобы он был рядом со мной.
Как она смогла написать эти символы не глядя, таким грубым инструментом, такой ненадёжной краской? Макс не знал наверняка. Он знал лишь одно: печать удалась, она сработала безотказно. Она исцелила тело погибшего Миши в тот раз и исцеляла его снова, и снова, и снова, и будет исцелять так долго, пока существует печать. Исцелять его, защищать от болезней, отдавать его боль той, кто создал печать. Такое колдовство казалось невозможным, но оно сработало, да и разве могло оно не сработать, если по всему периметру печати снова, и снова, и снова повторялась успевшая стать понятной для Чтеца завитушка?