За грибами в Андорру. Трилогия. Часть 2
Шрифт:
Горе Семеныча было неподдельным. Смысл прожитых лет оказался утраченным. Он ушел в небольшой запой. Выйдя из него, тут же ушел в новый, но уже сознательно, дабы скопить бутылок на новые протезы и, стало быть, на новую трезвую жизнь. Великий философский закон единства и борьбы противоположностей еще раз ярко проявил свою могучую силу.
Собутыльников у Семеныча было много, а вот друзей – только трое: Окулист, губернатор города и президент страны. С двумя последними Семеныч состоял в переписке. На 9 мая они присылали ему как ветерану войны поздравительные открытки с факсимильными подписями. Семеныч по этому поводу одевался во все
– Вот, – смахивая рукавом слезу, говорил он стеснительно и гордо, – Санек и Вовик чиркнули. Я же их, блин, вот такусенькими помню.
– Откуда?! – всякий раз театрально изумлялся Окулист.
– Из ихнего же детства, вот откуда, – непонятно, но проникновенно объяснял сосед. И сам он уже настолько верил в это, что, казалось, и вправду: эти высокие начальники крепко были ему обязаны еще с детства.
– Да, обязаны! – хорохорился поддатый Семеныч. – Вы нам, старикам, все до одного рожами своими сытыми обязаны!
Окулист подносил ветерану еще полстакана и тот, выпив одним крупным глотком, тут же засыпал, сидя на табуретке по стойке смирно. И, что характерно, не падал – старая солдатская закваска давала о себе знать…
Окулист по-хозяйски широко распахнул дверь, пропуская вперед Людмилу и Цубера. Все трое застыли на месте, открыв от удивления рты. Посреди комнаты в черной рясе на стуле восседала махина отца Олега с гитарой в руках. Сладостным баритоном он увлеченно выводил:
– Замечательный мужик
Меня увозит в Геленджик…
Единственным благодарным слушателем был пес Герасим. Он сидел напротив отца Олега, слегка склонив голову набок, и, казалось, внимал каждому слову. Его мощный хвост, вполне попадая в такт, выстукивал по паркету.
Батюшка, обернувшись, расплылся в улыбке. Он неспешно отставил гитару, на удивление легкой походной подошел к друзьям и церемонно обнял каждого троекратно. Людмиле вдобавок он поцеловал руку и жестом фокусника достал из ниоткуда роскошный букет белых роз.
– Я тут на твоих, Окулист, гуслях малость побаловал, – смущенно сказал он.
– С удовольствием послушали твой псалом про замечательного мужика, – развеселился Окулист. – Но главное, что ты бросил все дела и приехал к нам.
– Нет проблем! – с видом американского киногероя пожал плечами отец Олег. – Ученые выяснили, что даже Эверест ежегодно сдвигается на полсантиметра. Эверест! А я хоть и гора поменьше, – батюшка осторожно согнутой рукой потрогал потолок, – тоже сдвигаюсь. Если друзей долго не вижу.
– Спасибо тебе, Лось. Нам помощь твоя нужна. У нас тут такие дела – беда прямо, – проникновенно сказал Цубербиллер.
– Как говаривал майор Ивашидзе, начальник разведки полка спецназа, в котором я служил когда-то: «Друг познается в бидэ!»
– Немного странное представление о дружбе было у того майора, – не удержался Цубер.
– Это у тебя современно прочтение. А ты сквозь призму дружбы советских народов посмотри, – посоветовала разумная Людмила.
Отец Олег долго, не перебивая, слушал подробный рассказ Смирнова о случившемся. Слова Окулиста о событиях, произошедших по дороге в Шушары, заставили святого отца помрачнеть еще больше.
– Эх, мать-богородица! – не то помолился, не то выругался батюшка. Ситуевина! Рвутся бандюганы, как фашисты в сорок первом!
– А помните, как на первом курсе
– Пели? А чего же тут смешного? – удивилась Людмила. – Олег вот и до сих пор поет.
– Просто казус тогда вышел, – гоготнул Цубер. – Курсантский сводный хор пел:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною
С проклятою ордой.
А на фоне песни за кулисами командир взвода капитан Яковкин – голосина, как у Левитана – читал монолог. От его первых фраз зал вздрогнул – сначала от удивления, а потом от хохота. Профессионально поставленным голосом он изрек:
– 1941 год. Фашистские танки рвутся… к Байкалу!
Хор тогда рыдал от смеха громче всех, а бедного взводного чуть с должности не сняли – в политотдел вызывали для объяснений и даже в особый отдел. А он просто оговорился: хотел сказать «к Бресту», а думал в тот момент о Байкале, где раньше служил, где влюбился впервые по—настоящему. Вот и получилось…
– Кстати, о любви, – приосанился отец Олег. – Сдается мне, что надо искать сбежавшую девицу. Без нее нам полный…
– Йул йук! – хором гаркнули Цубер и Окулист.
– Мужики, а это по-каковски? – восхитился Лось.
Смирнов и Фролов удивленно переглянулись и пожали плечами.
– Темнота, хоть и служитель культа, – разочарованно произнес Окулист. – Это, дружище, по-узбекски «хода нет».
– А мы на узбекское «хода нет» ответим русским «полный вперед» – убежденно сказал отец Олег и нечаянно, пребывая в задумчивости, пальцами переломил пополам стоявший не на месте торшер.
Глава 3. ЗАВЛЕКУШЕЧКИ
Не вас целую, дивная, а страдание человеческое.
А.П. Чехов
Майор милиции Михаил Корнеев спустился по трапу вертолета, только что приземлившегося на военном аэродроме в Горелове. Командир экипажа, тучноватый капитан с загорелым лицом, по-свойски делился своей обидой:
– Так вот, представь себе, Петрович, мне, старому кэпу, командир полка, как пацану какому—то, поручает быть на общественных началах военным дознавателем. И это в наше-то капиталистическое время! И тут как раз конфликт в соседней эскадрильи: лейтенант по пьянке из-за личной неприязни своему командиру корабля в сапоги надрынькал. Неприятно, но дело-то обычное. Иду, блин, дознаваться! Непоняток – никаких. Надо только политес соблюсти. Пишу рапорт на имя командира полка по всем законам военной дипломатии: дескать, так и так, экипаж вертолета такого-то выполнял боевое задание, но по метеоусловиям совершил вынужденную посадку на аэродроме города Мухосранска, где и остался на ночевку. После ужина в летной столовой экипажем в гостинице гарнизона была выпита полученная от командира местной эскадрильи бутылка технического спирта. Ночью помощник командира корабля лейтенант Недокрылов С.Г. в темноте перепутал дверь в туалет с дверью во встроенный одежный шкаф, зашел в последний и помочился в летные сапоги майора Климентьева И.К. Майор Климентьев И.К. заметил произошедшее только утром, надев сапоги на ноги. В результате сложившейся психологической несовместимости прошу изменить состав штатного экипажа вертолета такого-то. Подпись. Дата.