За краем

Катриша Клин

– О, явился. Я уж думала воры.

Осмотрев меня, сонно переводит взгляд на белокурую пигалицу, жмущуюся ко мне всем телом и пытающуюся прикрыть свои никому ненужные прелести. Я мочу. Катя зевает.

– Знаете, идите - как вы в соседнюю комнату. А я спать хочу. – Свет погас. Послышалось шебуршение, Катя, кажется, улеглась.

И тут меня словно водой холодной облили. Желание исчезло, даже желание притворяться. Стало как-то пусто, снова одиноко, захотелось просто увидеть человеческую улыбку, прижать кого-нибудь ершистого и колючего к себе и заснуть, уткнувшись ей в живот.

Почему в живот? Потому что – это самая незащищенная часть человека. Все, что внутри него оно настоящее, все бурчит, журчит, работает, это нельзя скрыть, спрятать, про это нельзя наврать. А еще там сердце, хрупкое, честное по своей природе, открытое. Вот только слишком хрупкое, единственное.

Беру девушку, чье имя так и не узнал за локоть, веду до дверей и громко их захлопываю. Она молчит, сжимается, немного трясется, видя мое бешенство. Но ничего не говорит. Молодец. Это хорошо. Проводив гостью, иду в кабинет дяди, беру там пачку сигарет и закуриваю, выйдя на балкон. Сигареты. Они убивают. Об этом все знают. Но когда ты итак мертв внутри, стоит ли бояться каких-то сигарет? И я думаю, что нет. Ведь в этом нет никакого смысла…

Три сигареты подряд, голова немного кружится. Внутри что-то оживает ненадолго. Бодро поднимаюсь по темной лестнице, иду в нужную комнату, раздеваюсь, замечая знакомый силуэт на кровати. И вот тут приходит робость, но я ее отталкиваю. Не время. Осторожно ложусь, накрываюсь одеялом осторожно, чтобы не потревожить. Затихаю. Дыхание все еще прерывистое, тело немного потряхивает от нахождения на холоде в одной майке и шортах, но это не важно. Важно лишь то, что маленький агрессивный, пыхтящий ежик все же вернулся ко мне, вот она, лежит, видит какие-то сны.

– Ты курил?

Я вздрагиваю от ее вопроса, от хриплого голоса, от укора.

– Да.

– Ты куришь?

– Нет.

Она переворачивается на бок, лицом ко мне, устраивается удобнее.

– Ну, слушаю.

– В смысле?

– Рассказывай, что произошло?

– С чего бы мне что-то рассказывать?

– Ну, если не хочешь говорить, тогда чего приперся?

Злится. Ежик. Суровый ежик.

Дотрагиваюсь до ее лица, убираю волосы, но меня останавливает эта строптивица.

– Не стоит. Ты уже выразил свое отношение, братишка. Иди спать. Ты накурился, возможно, пьян. У тебя обломался секс с симпатичной, какой-то знакомой блондиночкой. Так что, иди и поспи.

И она просто взяла и отвернулась. Злость. Ненавижу это чувство. Но оно вспыхивает внезапно, и я не могу его контролировать. Дергая ее к себе, нависаю, угрожаю:

– Ты, между прочим, в доме моего дяди. С чего ты взяла, что я буду слушаться. Это моя кровать, моя комната. Захочу, и ты будешь спать со мной. Захочу, и отправлю на улицу, прямо так, в этом милом халатике.

– Идиот, слезь с меня.

Брыкается, упирается, дерется. Но силы неравны. Я сжимаю ее руки посильнее, отчего она низко пищит и наклоняюсь ближе, чтобы она почувствовала дыхание.

– Долбодятел чертов! Ненавижу тебя! Что ты себе позволяешь? Ты тоже с теми, что покончили жизнь самоубийством, так обращался? Тогда понятно, почему они это сделали! Извращенец, чертов

извращенец!

– Идиотка, ты вообще думаешь, что говоришь? – не понимаю, как это получилось, но я ударил ее…по щеке. Злость застилала глаза. Даже дышать стало тяжело. Я хотела ее обуздать, поставить на место!

Она опешила, замерла на мгновение, а потом вцепилась мне зубами в нос и двинула коленкой между ног. Быстро вскочила, пока я откатывался подальше, и понеслась из комнаты. Черт! Черт! Черт! Идиот! Что со мной? Я схожу с ума! Да я больной на всю голову! Сжав виски руками, я осторожно сел на пол, раскачиваясь вперед назад, зажмурив веки до разноцветных точек и ничего не замечая вокруг.

***

Мерзкое, мерзкое животное! Вылетев, как пуля, из комнаты, я поспешила дальше по коридору, спустилась вниз, уперевшись в запертую входную дверь. Паника огромной змеей схватилась за сердце, сжимая его в тиски. Найдя первую попавшуюся комнату, быстро заперлась там. Комната. Спальня. Чья? Неважно. Залетаю в очередную комнату, ванная. Сажусь душевую. Черт, автоматическая. Меня начинает мерно поливать прохладной водой. Сжавшись в комочек, устраиваюсь прямо на кафеле. Страх медленно испаряется, приходит апатия.

Сквозь сон слышу ругань, громкие звуки, вроде стуков в стену. Будто бы дверь выламывают. Странно.… Это мне снится? Забавно. Шум не прекращается. Слышится шелест ног, разговоры, женские причитания. Затем стук раздается очень близко. Но слипшиеся веки не дают ничего разглядеть, дрожащее тело просто отказывается слушаться. Да и зачем? Разве что-то хорошее ждет меня там?

– Катя! Катя! – слышу знакомый неприятный голос. Но глаз не открываю. Нечего там делать, нечего. Тишина…

***

– Идиот, как можно было так девчонку напугать? Она же чуть не отморозила себе все к чертям. А если заболеет, осложнения? Ты вообще головой думаешь? Когда же вы с братцем научитесь отвечать за свои поступки?

Я молчал. Да, и что здесь сказать? Виноват? Да, он итак прекрасно знает, что виноват. Сильнее прижимаю к себе хрупкое женское тело. Замечаю среди спутанных, упавших на лицо волос наливающийся синяк, закрываю глаза, стараясь удержать себя в руках. Идиот. Не простит. Она не простит такого. Никто бы не простил. Утыкаюсь ей в макушку, напоследок вдыхая ее приятный аромат, нежусь в ее тепле. Да, она проснется и оттолкнет, вычеркнет из жизни, наплюет на обещания.

– Эй, Айс, - дядя пощелкал перед моим носам пальцами, - ты вообще меня слушаешь, лопух? Или я тут сам с собой разговариваю?

– Я слушаю.

– Что у вас тут произошло?

– Я ее ударил. Взбесился и ударил.

– Опять приступ?

– Да.

– Она знает?

– Нет.

Дядя чешет голову, обхватывает ее двумя руками и тяжело вздыхает.

– Тогда крепись, запоминай ее черты. Вряд ли вы еще когда-нибудь увидитесь.

Поднимаю глаза на человека, которому поклонялся, любил, уважал, на которого равнялся, и понимаю, что все, добегал. Не будет больше свободы. Запрут они меня в больницу. Пора лечиться. Наверное, это к лучшему. Больные должны быть в больнице, здоровые – в обществе. Каждому свой угол, своя жизнь.