За краем
Шрифт:
Я удивленно посмотрела на лыбящихся парней. Он так быстро пьянеет или работает?
– А можно в баньку? Жуть как хочу вымыться. – И робкая улыбочка на лице. Не хотелось уже изображать из себя никого. Перед кем? Перед этой бабулей, перед внуком ее, которого вижу-то в первый раз или перед Айсиком, которого и сама-то каким только ни видела?
– Пошли. Я провожу.
– Полотенце взяла? Мыльце там есть, шампунь тоже там. Вот тебе рубашка, она мужа моего покойного, но ничего, он ее и не надевал ни разу. Так что, самое то. На улице тепло,
– Хорошо, хорошо…
Покинув дом, снова наткнулась на заинтересованные лица что-то вновь обсуждающие и приканчивающие уже вторую бутылку водки. М-да, дела.…И с этим чудом мне придется спать? Целую ночь дышать его выхлопными газами? Может, у них сеновал есть? Я ж с ума сойду.
Но, как только, тело разомлело от приятного пара и ароматного запаха баньки, от горячей воды, от умелого массажа мочалкой, а вымытые вьющиеся волосы завернуты в полотенце, счастье огромной волной обрушилось на хрупкие женские плечи, поборов все желание злиться, ругаться и привередничать. Блаженство.…Напоследок окатив себя теплой водой из тазика, перевернула его, опрокинув на шатающуюся скамейку, положила ковш на место и, быстро накинув на отертое тело рубашку, помчалась в дом. Все-таки к вечеру похолодало.
Чай. Травяной, ядреный. Красота…кузнечики стрекочут в приоткрытое окно. Ветер шелестит листвой, баба Нюра в очередной раз поет какую-то старую деревенскую песню. Два парня шатаются, абсолютно не попадая в мотив тихим постукиванием по столешнице. И это даже не раздражает. Вообще ничего не раздражает: ни близко сидящий Айс, ни песня о любви, ни стрекот кузнечиков, ни эта непривычная обстановка, даже вынужденное путешествие не раздражает, наоборот, все больше во мне разгорается нежность, спокойствие, умиротворение. И самой хочется петь в голос, смеяться пьяным смехом…
– Я в баню. В баню я. – Айс с трудом поднялся и, насвистывая что-то себе под нос, попытался дойти до выделенной нам комнаты, но что-то пошло не так.… Пришлось бодро подхватить его под локоть и увести в баню самой. Не известно еще, когда нам удаться побывать в такой вот баньке, да и удастся ли вообще. Поэтому сгоняв за полотенцем, бодро ввалилась в предбанник. Айс все еще сидел там, не предпринимая ни единой попытки раздеться.
– Айс, может, завтра с утра помоешься?
– Сейчас!
– Тогда раздевайся, чего сидишь?
– Отстань! Кому говорю, отстань! – он даже махнул рукой в мою сторону, но лишь начал заваливаться на бок.
– Дубина!
Прежде чем раздевать, я решила его немного взбодрить. Набрала ковшик ледяной воды из фляги и вылила ее на голову нашему «больному». Больной пофыркал, удрученно посмотрел за тем, как по рубашке по рукам льется вода, беззлобно выругался. Затем потянул рубашку за ворот и кинул рядом с собой, на скамейку.
– Ты, может, сначала зайдешь?
– Отстань. Сам знаю, что делать.
– Ну, отлично. Иди, я здесь посижу,
Я и впрямь собиралась сидеть здесь, но, увидев печальные глаза, потерянное выражение лица, решила помочь. С боем были отвоеваны штаны, а вот трусы снимать не стала, мало ли, вдруг, чье-то самолюбие после этого пострадает?
Осторожно намыливая мочалку, приоткрыв при этом дверь, начала водить мочалкой по спине парня. Он даже как-то съежился, видимо, алкоголь постепенно выветривался, и приходила головная боль.
– А я ведь не люблю деревни. Комары, сады, соседи.…Не мое это. А здесь, будто домой приехал. Тебе здесь нравится?
Увлекшись намыливанием мускулистой спины, живота, руку, не сразу поняла вопрос, но после повтора, ответила:
– Здесь хорошо.
– Всего лишь хорошо? А как же баба Нюра? Она тебе не понравилась? – он был удивлен, голубые глаза расширились. Интересно, это алкоголь?
– Она хорошая. И внучек у нее симпатичный. И садик… - но договорить не успела, парень вскочил сразу после упоминания милого бровастика.
– Эй, ты чего? – руки, которые он схватил в свои, были все в пене, а потому, когда он приблизился, рубашка тоже намокла. Как раз этого я и хотела избежать….Ну, кому понравится спать в мокрой одежде?
– Он тебе понравился? Понравился?
– Сядь. Ты пьяный, просто сядь, сейчас я тебя ополосну, помоем голову и пойдем спать, хорошо?
– Нет! Не хорошо! Ответь на вопрос. Нравится?
– Да, я же его первый раз вижу, на кой он мне сдался-то?
– Значит, нет?
– Значит, нет.
– Ты обещала. Ты помнишь?
– Что?
– Ты обещала, что никогда не уйдешь. Ты же помнишь, да? Помнишь? Умоляю, не уходи. – Он прижался лбом к моему лбу и горько вздохнул, как покалеченная собачка. Наверное, в этот момент во мне проснулась женщина, мать. Я порывисто прижала его к себе, погладила по волосам, по щеке, опустила его голову к себе на плечо, прижалась к нему всем телом, чтобы он почувствовал, что вот она я, рядом.
– Я не уйду, обещаю, - тихий шепот.
Домывала я его, молча, он то и дело хватал за руки, целовал запястья, шутил, потихоньку приходя в себя. Даже выставил меня в предбанник, пожелав домыться сам. Улеглись мы далеко за полночь. Как и всегда, я – на спине, чудо – на моем животе. Но сегодня я не ругалась, сегодня был особенный день, не хочется тратить ночь на глупости вроде ругани.
Тишина. Даже кузнечики улеглись в свои маленькие зеленые кроватки. Прижала к себе детишек мышки, умылись и уложились мухи, надело спальный чепчик небо. Все погрузилось в дрему, возвращая силы, набираясь опыта. Ночь.
***
«Если подойти к человеку близко-близко и дотронуться кончика его носа, то он сразу же в тебя влюбится». Ага, или подумает, что ты сумасшедшая. Пролистав всю ленту новостей в контакте, отвлеклась на оклик:
– Ну, и? Хватит сидеть, просматривай карточки. Я что, один хочу помочь нашим друзьям?