За Кубанью(Роман)
Шрифт:
Беседы со связными еще больше подняли настроение Улагая. Сомнения, мелькавшие раньше в душе, отошли на задний план. Улагай, конечно, понимал, что аульская беднота тянется к красным, но считал, что ее захлестнет кровавый поток. «С нами или смерть!» — вот что определит позицию большинства. Врангелевские штыки явятся достаточно прочной опорой этого лозунга.
Под утро Ибрагим доложил о прибытии связных от Алхаса. Оглядев их, Улагай обратил внимание на угрюмого мужчину с маузером на боку.
— Имя? Откуда?
— Ильяс Теучеж,
— Почему с маузером?
— Атаман подарил.
Лицо Улагая прояснилось: на доверенных Алхаса можно полагаться полностью.
— Фронтовик?
— Так точно! — В глазах Ильяса вдруг вспыхнул озорной огонек. Подумал: вдруг спросит, в каком полку какой дивизии служил. Уж тут придется что-нибудь придумать.
— Замечательно! Молодец, Ильяс! Как дела у Алхаса? Уничтожили русских, которые были в Адыгехабле?
— Никак нет.
— Почему же? — дернул головой Улагай. — Струсили?
Ильяс доложил, что видел своими глазами.
— Да, — тихо проговорил Улагай после паузы, — одной смелости мало, пулемет сильнее смелости. Цепь случайностей: трусость Салеха, глупость Чоха, нахальство большевиков… Отряд Алхаса нужно пополнить опытными офицерами. Мы это сделаем. Сделаем, друзья! — громко повторил Улагай. — Будем воевать всерьез. И ты от Алхаса? — обратился он ко второму.
— Так точно! — выкрикнул молодой парень. — Шумаф.
— Подготовься, будешь сопровождать человека. Послушай-ка, за что тебе Алхас подарил маузер? — вдруг вспомнил Улагай.
Ильяс не успел и рта раскрыть, как Шумаф выпалил:
— Ильяс отличился в последнем бою, хотя еще на костылях после ранения ходил. Когда Масхуд бросил своих людей, Ильяс поскакал им на выручку.
Улагай с интересом разглядывал связного. Повадки бандитов и большинства своих подчиненных он знал хорошо, полностью доверял одному только Ибрагиму. Неужели появился в его окружении еще один такой же верный человек?
— Оставляю тебя пока при штабе, Ильяс, — объявил Улагай. — Доложи начальнику охраны.
«Новое дело», — забеспокоился Ильяс. Но тут же сообразил, что это даст ему возможность получше узнать, что делается в белогвардейском логове. Улагай — зверюга крупный, его голыми руками не возьмешь.
Через час Шумаф отправился назад вместе с Крым-Гиреем Шеретлуковым и его адъютантом.
Ильяс представился начальнику охраны. Аслан встретил его неприветливо — каждый новый человек вызывал у него подозрение. Он долго расспрашивал новичка, разглядывал, чуть ли не обнюхивал. Попросил маузер, разрядил и, зарядив снова, направил на Ильяса.
— Смотри у меня, — произнес угрожающе. — Я шуток не признаю. Чуть что — пуля в рот.
Возвратив оружие Ильясу, повел его к землянке взвода охраны. Десять ступенек вниз, и за брезентовым пологом — знакомые солдатские нары. Людей нет. Ильяса сразу же начало поташнивать от спертого воздуха.
Аслан направился к выходу. У самой двери вдруг резко обернулся: новичок стоял все в той же
Начальник охраны уходит, а Ильяс словно бы прирос к нарам. «Что со мной происходит?» — стучится горькая мысль. Его словно подхватило могучим порывом ветра и понесло против воли. Теперь. — все! Осмотрится в лагере Улагая и — в Екатеринодар. А еще лучше — до ближайшей железнодорожной станции.
В первые дни Аслан не назначал Ильяса в караул, велел привыкать. Ильяс с радостью бродил по лесу. С каждым разом отходил все дальше, проверяя, не наблюдают ли за ним. Нет, на него никто не обращал внимания. Понял: где-то есть черта, за которую его не пустят, где-то устроены хорошо замаскированные наблюдательные пункты. Нужно узнать, где они.
На третий день, вечером, к Ильясу подошел паренек, лицо которого показалось ему знакомым. Ба, да это же Кемаль, отец которого частенько захаживал к нему в гости. Ильяс радостно заулыбался: после гибели Аюба он ни с кем из земляков не разговаривал. С первых же слов выяснилось, что Кемаль недавно побывал в ауле.
— Только молчи, — прошептал он. — Узнают — «пулю в рот», как говорит Аслан. Тут это заработать недолго.
— Что обо мне в ауле говорят?
— Разное болтают. После того как Измаил привез тела Салеха и Аюба, некоторые засомневались в тебе. Измаил божится, будто сам видел, как ты всадил все патроны из нагана в Салеха и дал слово прикончить всю его семью.
«Даже из этого пытаются пользу извлечь», — подумал Ильяс, и сердце его залила новая волна горечи.
— Неужели кто-то верит, что я мог такое сделать? — вырвалось у него.
— Некоторые, наверное, верят.
— А твой отец?
Кемаль улыбнулся, вспомнив старого Юсуфа.
Отец сказал: «Ты, пакостный щенок, успел все углы загадить. Теперь слушай Ильяса. Что скажет, то и делай».
Ильяс глядит в глаза Кемалю. Нет, это не Аюб, у которого все его мысли как бы на виду. Но и хитростью не попахивает. А довериться кому-то необходимо, без помощника ничего не сделаешь. К тому же Кемаль очень хорошо знает лагерь: он строил его, стоял на наружной и внутренней охране. Впрочем, торопиться не следует, все это может быть и обычной проверкой.
Молчание Ильяса явно тяготит Кемаля. Да и то сказать, ведь к деникинцам он примкнул добровольно — узнал, что каждый солдат получает коня и снаряжение, будет наделен крупным земельным участком, и пошел. И после поражения, сдачи мог быть дома, да вот на чужую землю польстился.
— Ильяс! — В голосе Кемаля проскальзывает обида. — Понимаю, не достоин доверия. Но ты не гони меня, понял я уже, что не той дорогой иду, да не знаю, как свернуть с нее. Мне не веришь, моему отцу поверь…
Искренность Кемаля уже почти не вызывает сомнений.