За Кубанью(Роман)
Шрифт:
«Съезд единодушно заверяет, — с издевкой читает он, — что горцы приложат все усилия к тому, чтобы не только не поддержать бело-зеленые банды, но и действительно бороться с ними. Всех же участников этих банд, если они не явятся добровольно на зов власти в ближайшие дни, мы, черкесы, объявляем изменниками народа и поступим с ними как с врагами трудового народа».
Сулейман молча ждет. Понимает: в эти минуты решается нечто важное, быть может, самое важное в их жизни. Делается шаг вслепую. Впереди, может быть, сказочная жизнь: народ — ишак, а они — всадники. Но… впереди может оказаться и пропасть. Что ж, игра идет крупная, а трус
Улагай наливает в стакан сельтерской, залпом выпивает. Надо успокоиться и еще раз подумать. А что думать? Момент настал.
— В Екатеринодар, добрый вестник! Передай Зачерию, пусть готовится к моему приезду. А тебя ожидаю с новыми радостными сообщениями. Твое имя возглавит список награжденных.
Сулейман козыряет командующему и — налево кругом: как-никак бывший сотник белой Кубанской армии. Ему подают свежего коня, он вскакивает на него, нажимает шенкелем и, не оглядываясь, мчится вперед. А ведь порой и оглянуться не вредно. Оглянись Сулейман хоть на секунду, он остановил бы коня на всем скаку, ибо встретился бы с полным ненависти взглядом Ильяса. Да, Сулейман слышал, что Ильяс будто бы отличился в бою с засадой, но был уверен — доверия этот человек не заслуживает. Одно дело — держать его на мушке в банде, другое — пустить в штаб командующего. Оглянись Сулейман хоть на секунду, и пятеро девочек Ильяса остались бы сиротами. Но Сулейман мчится вперед, дороги минуты. Кто знает, может быть, и в Новороссийске уже высаживаются. Тогда Советской власти каюк. Тогда он войдет в Екатеринодар уже не сотником, не простым поручиком, а чином повыше. Уж он-то заставит этих ублюдков привести свое имение в порядок…
Ильяс глядит вслед своему врагу, но рука его не тянется к маузеру. Ненависть клокочет в сердце, ищет выхода, но в последние дни Ильяс поумнел, теперь он уверен, что сумеет извлечь пользу из провокации, которую устроил Зачерий с Сулейманом. Уже убедился — на Кемаля можно полностью положиться. Один из них незаметно исчезнет и приведет сюда красных, это лучше выполнит Кемаль, он же, Ильяс, в ходе боя будет бить по тылам, воспользовавшись паникой, перестреляет из маузера командование. Хороший план! Вполне осуществимый.
— Ибрагим! — раздается зычный оклик Улагая. — Офицеров ко мне!
Через несколько минут перед Улагаем выстроилась вся верхушка. Глядя на подручных, командующий кисло улыбается. «Главари, — вспоминает он. — Как-то они поведут себя в случае неустойки?»
— Доблестные войска барона Врангеля под командованием героического сына черкесского народа генерала Улагая… — Улагай делает паузу и еще более торжественно продолжает: —…нашего любимца генерала Улагая, громя красные полчища, вышли на Тимашевскую. Дорога на Екатеринодар открыта. В городе паника, совдеповцы бегут кто куда… как крысы с тонущего корабля. Мы обязаны внести свой вклад. Приказываю: на рассвете двадцать третьего августа всем повстанческим группам в аулах перейти в наступление, захватить власть в своих населенных пунктах, сформировать из местного населения боевые единицы, уничтожить всех предателей черкесского народа и сурово наказать тех, кто их поддерживал.
Лица собравшихся взволнованны, кажется, эти люди перестали дышать. «Уничтожить!» Уж они-то не допустят, чтобы эта часть приказа осталась невыполненной, уничтожат в два счета. Всех!
— Вопросы есть?
Молчание. Какие могут быть вопросы? Уничтожить! Сурово наказать! Яснее ясного.
— Выполняйте!
Лагерь
Улагай усаживается за стол — кажется, пора подумать о воззвании. «Как бы его получше озаглавить? „Черкесы!“ Суховато… „Братья черкесы!“ Так пойдет…»
Карандаш скрипит, слова о свободе, равенстве, братстве, приперченные ядом ненависти к Советской власти, расползаются по бумаге. Поднаторел Улагай за годы гражданской войны в политической демагогии, воззвание получается довольно складным, перечитывает с удовольствием. Хорошо бы добавить насчет земли, но тут имеются неясности. Врангелевская земельная реформа предусматривает выкуп помещичьих земель крестьянами на «льготных» условиях: двадцать пять лет крестьянин должен будет расплачиваться за нее четвертой частью урожая. Четверть века! Тут барон хватил через край, с такими проектами сейчас лучше не соваться… А вот несколько интервью надо бы набросать: как только их части войдут в Екатеринодар, от писак не будет отбоя. Карандаш носится по бумаге. Скорее, скорее, не опоздать бы…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Раньше у Умара времени было хоть отбавляй. Если бы из излишков времени можно было печь хлеб или готовить щипсы, он мог бы ежедневно приглашать половину аула. Но давно известно, что из времени каши не сваришь, и Умар в былые дни мучительно придумывал себе какое-нибудь дело. Так пристрастился он к трудоемкому, требующему сноровки и соображения занятию — стал мастерить из сыромятных ремней сбрую. Своих лошадей одевал, как девок на выданье, дарил упряжь знакомым.
Каждый знал: хочешь доставить Умару удовольствие — принеси ему немного сыромяти и медную планку. Теперь не до того. Пересохли, покорежились от обиды сыромятные ремни, валяется в углу комнаты неоконченная уздечка, Умар начинает замечать, что кто-то ворует у суток целые часы: не успеешь повернуться, как уже полдень, еще кое-что сделал — ночь. А когда остальные дела заканчивать? Пришлось ввести строгий распорядок. С рассветом Умар в отряде. Вместе с Муратом разбирают прибывшие накануне приказы, намечают план на день: когда политбеседа, кто идет в караул, что готовить на обед и всякое прочее.
Сегодня все движется без сучка и задоринки. Приказ всего лишь один. Умар разглядывает небольшой листок сероватой оберточной бумаги. На нем витиеватыми буквами написано:
П. В. Матчин, г. Майкоп, Троицкая № 11.
Механическое производство сапожных гвоздей.
Сапожные гвозди П. В. Матчина Умара не интересуют, и он переворачивает бумажку. Теперь другое дело: на обороте — отпечатанный на машинке текст:
«Приказ по канцелярии военного комиссариата
§ 1.
Нижепоименованных красноармейцев Адыгехабльской караульной полуроты зачислить с 1 августа на провиантское, приварочное, чайное, мыльное, табачное и денежное довольствие».
Далее идут фамилии. Все прекрасно. Вот только довольствие пока не прибывает. Но и это не беда: Умар создал общественный фонд для содержания отряда. Ну а в крайнем случае каждый может у себя дома есть все, что ему вздумается. Были бы боеприпасы. Но что случилось с Муратом? Безучастно уставился в одну точку, отвечает невпопад. Эй, Мурат, какая тебя ночью муха укусила?