За Лувром рождается солнце
Шрифт:
– Мне даже больше нравится, что вы похожи на джентльмена, а не на тех ужасных личностей, – сказала она. – Очень боюсь, что напрасно вас обеспокоила. Я слишком порывиста, да к тому же... за последние несколько часов мои нервы измотались...
Я улыбнулся. Профессиональной улыбкой торговца щетками, который умеет снизойти до уровня своего покупателя. И – выжидал.
– Меня зовут Женевьева Левассер, – сказала она.
– Да, барышня.
– Кажется, вам незнакомо мое имя...
– Извините меня, но я не запойный читатель журнала мод "Вог".
– Но
– Почти все.
– Вам попадалось там имя Этьена Ларпана?
– Ларпан? Это тот, кого нашли убитым с копией украденной из Лувра картины Рафаэля? Копией... или подлинником. Знаете ли, я не всегда принимаю за чистую монету все то, что печатают газеты.
– Да.
Из-за длинных ресниц она глянула на меня:
– Он был моим любовником.
Я ничего не сказал. И соболезнования, и поздравления были бы неуместны.
– И убила его не я, – прибавила она, гневно швырнув папиросу в пепельницу и промазав.
Поднявшись, я подобрал окурок, положил, куда надлежало, и снова сел:
– Вас обвиняют?
– Да.
– Полиция?
– Полиция меня допросила. Я предоставила ей... как вы это называете?
– Алиби.
– Да, алиби. В ту ночь мы не выходили вместе. Этьен и я. Похоже, у него были дела. Не знаю, что за дела... Вернее, тогда не знала, потому что теперь... В общем я отправилась с друзьями, которые это засвидетельствовали, и полиция никогда не ставила под сомнение это... алиби. Но тот человек утверждает, что нет такого алиби, которое нельзя было бы разрушить, и что...
Она остановилась на полуслове и подобрала под себя ногу, позволив восхититься другой ногой, открытой много выше, значительно выше колена.
– Что за человек? – спросил я.
– Мое алиби не было состряпано, господин Нестор Бурма. Мне не хотелось бы, чтобы вы в этом усомнились.
– Я и не сомневаюсь. Но что за человек?
– Шантажист. Мерзкий шантажист. Но теперь-то я вижу, как все это смешно.
– И все же расскажите. Я ничего не предприму без вашего приказания.
– Эту особу я как-то встретила на вечеринке. Я его немного знаю, но никогда не поощряла. А он не отставал, если вам ясно, что я хочу сказать... Некий Морис Шасар...
– И вы хотите, чтобы я вас избавил от этого невежи?
– Уже нет. Я сама от него отделаюсь. Я вам звонила совершенно взвинченная. Все это просто смешно.
– Как вам будет угодно, – сказал я.
В эту минуту зазвонил телефон. Вставая, чтобы ответить, она резким движением обнажила часть бедра, что пробудило во мне людоедские инстинкты. Стоя с прижатой к розовому ушку трубкой, левой рукой поглаживая бедро, она приняла картинную позу, позу манекенщицы. Брови нахмурились, лицо стало жестким:
– Нет, – сказала она. – Меня нет. Нет. Я... впрочем, обождите секундочку.
Она закрыла рукой микрофон:
– Может быть, господин Бурма, вы все-таки не напрасно приехали. Звонит Морис... Морис Шасар. Мне очень хочется раз и навсегда
– Превосходная мысль, – одобрил я.
Она бросила на меня косой взгляд:
– Секундочку, – снова произнесла она в телефонную трубку.
Опять прикрыв микрофон ладонью, она прямо повернулась ко мне и жестко сказала:
– Господин Бурма, мне не нравится ваш тон.
– Право, барышня, я не понимаю...
– Если и вы тоже считаете... считаете, что... что я убила Этьена... то можете убираться...
Она задрожала:
– Убирайтесь!
– Ничего подобного я не считаю, – тихо сказал я. Она угасла столь же стремительно, как и вспыхнула.
– Простите меня, – вздохнула она. – Это все нервы... Пусть он поднимется, – почти крикнула она в телефонную трубку.
Она снова уселась, но на этот раз стараясь ничего лишнего не выставлять. По просьбе молодой женщины я пошел открыть дверь типу, который звонко выкрикнул мне:
– Добрый вечер, моя милая куколка!
– Я не та, за кого вы меня принимаете, – возразил я.
– Ох, извините, – отступая, пробормотал он.
От него разило вином, а лицо сохраняло оттенок, характерный для встающих поздно и не ложащихся рано людей. Одет он был неплохо, с чуть сомнительной элегантностью, но без крайностей. Молод. Глаза каштановые, с такими же кругами. Прямой, длинный нос, украшенный на конце тонкой сетью синеватых вен. Папенькин сынок в постоянном подпитии или незлой светский хлыщ. Несмотря на нос пьяницы (или страдающего печенью), довольно симпатичный и даже, если все принять во внимание, красивый малый. Под одеждой угадывались крепкие мускулы. Да почему бы и нет? Тип журналиста новой школы, из тех, что кладут ноги на стол и носят шляпу на манер громил, насмотревшись американских фильмов.
– Заходите, – сказал я. – Мы устроим игру на троих.
– Что...
Со своей кушетки Женевьева Левассер приказала:
– Входите же.
Он вошел. Встал посреди комнаты. Сначала взглянул на девушку, потом на меня.
– Представляю вам господина Нестора Бурма, – сказала хозяйка дома.
– Нестор Бурма?
Он почесал кончик носа.
– Частный детектив, – уточнила она.
– Ясно, – произнес он. – Знаю по имени.
Он усмехнулся:
– Так, значит, ему предстоит разыскать картину?
– Какую картину?
– Не стройте из себя дурочки! – рявкнул он. – Ваш любовник был вором. Он украл из Лувра картину. Он мертв и...
Голос его пресекся. Взглядом он поискал стул и упал на него, вытирая лицо. Из-за жары, царившей в комнате, или из-за выпитого вина он почувствовал себя очень плохо. Малютка Женевьева вихрем сорвалась с кушетки. Она стояла трепещущая, с вздымающейся гневно грудью, со сверкающими глазами.
– Вы его слышите, господин Бурма? – прорычала она. – Вы слышите? Он клевещет на меня! Этот грязный тип клевещет на меня. Он...