За мертвой чертой
Шрифт:
– Ума не приложу, что делать, Аркадий, – довольно-таки растерянно, с напряжением в голосе сказал он мне сразу после записи выступления. – Денег нет, людям платить нечем. И ещё этот саботаж… Я постоянно чувствую противодействие во всех властных структурах: в полиции, прокуратуре, налоговой службе – везде, и в первую очередь – в аппарате городской администрации.
– Давайте обратимся к дону Кристобалю, – предложил я. – Может быть, он что-нибудь посоветует. Он обещал помогать. Вот и настало время, когда вам необходима
Испанец долго размышлял над картиной, сжато обрисованной градоначальником.
– У вас нет команды, которая помогала бы преодолевать возникающие препятствия, – сказал он наконец. – Хотя нет, и команда не спасла бы. Рано или поздно она погрязла бы в той же коррупции и прочем мошенничестве. Её разложили бы взятками и другими прибыльными предложениями. Ещё до выборов то ли вы говорили мне об этом, то ли я сам…
– Чёрт побери! – выругался наш собеседник. – Даже я стал заговариваться и повторяться. В вашем борделе действительно с ума можно сойти.
– Собственно, с вашим приходом к власти, – продолжил он, обращаясь к Черноусову, – в системе общественных и деловых взаимоотношений мало что изменилось. Коррупция продолжает процветать, саботируя и тормозя все сферы жизни. В экономике начались некоторые подвижки, но их недостаточно, и проявят они себя не сегодня. Отсюда – незначительные налоговые поступления, и город не может обойтись собственными силами.
Долгий сочувствующий взгляд дона Кристобаля заставил градоначальника поёжиться.
– Вы жалеете меня, – с нескрываемой досадой проговорил он.
– Не жалею. Но понимаю. Рано или поздно вы справились бы, однако на вас давят со всех сторон, и потому совершенно нет времени для исправления ситуации. Ещё бы год-полтора, максимум – два года, и казна наполнилась бы до краёв. Да только с финансами надо решать незамедлительно.
Вскинув руки, испанец раздвинул локти и подал плечи назад, разминаясь.
– О, Господи, что за несчастная страна, что за люди! Живут надеждами на справедливость и в то же время не стесняются беспрестанно воровать друг у друга.
– Я не предлагал бы возглавить город, – сказал дон Кристобаль после очередного приступа размышлений, – если бы не знал, что смогу пособить. Наступает решающий момент. Важно, чтобы вы полностью доверились мне.
– Если бы даже я в чём-то и сомневался, – сказал Черноусов, – мне не остаётся ничего другого, как довериться.
– Тогда вот что. Не вмешивайтесь в мои действия, какими бы одиозными они ни показались. Обещаете?
– Обещаю. Надеюсь на ваше благоразумие.
– Точно, обещаете? Смотрите – назад хода не будет.
– Не клянусь, но говорю: «Да, поступайте по своему усмотрению».
– В таком случае начнём сей же момент. Аркадий, вы мне понадобитесь. Господин мэр, пока вы останетесь без охраны – в ближайшие дни вам лично никакие покушения не угрожают. Итак,
Дон Кристобаль сунул мне в руки листок бумаги, на котором было написано:
«Внимание!!! Всем без исключения ворам, посягнувшим на городскую казну или укравшим ещё у кого-либо, у физического или юридического лица, рекомендую в течение недели вернуть похищенное. Если не вернёте – будет плохо! Инопланетянин».
Я поднял глаза на дона Кристобаля.
– Не удивляйтесь, – не сморгнув, ответил он. В его облике появилось некоторое плутовство. – Главная беда нынешнего общества в чём? В коррупции – об этом каждодневно вещается с самых высоких трибун, и мы сами только что о ней говорили. Надо уничтожить сию заразу, и лучший наиболее эффективный способ для этого – что? Правильно – изъятие награбленного, конфискация его. Тем самым мы пополним городской бюджет. И заодно покончим с саботажем. Посмотрим, как это у нас получится.
Он вынул из кармана пачку пятитысячных купюр и подал мне.
– Условьтесь с журналистами, чтобы объявления шли из номера в номер. Самым крупным шрифтом, какой только имеется. Пусть выделяют целиком первую страницу. А я займусь телевидением.
В рекламных отделах редакций газет недоверчиво ухмылялись, читая текст, однако объявление стоило больших денег, и его соглашались поместить, отодвинув всё остальное в сторону. В трёх случаях рекламщики шли к главному редактору; он выскакивал из своего кабинета, но несколько незатейливых вопросов и столько же невинных ответов решали дело. Я уплачивал в кассу кругленькую сумму и отправлялся в следующую редакцию.
И вот наступил вечер, и с экранов телевизоров полился текст нашего объявления и бегущей строкой и из уст ведущих. И так – от начала и до конца программы.
Очередные выпуски газет тоже запестрели аршинными буквами выше приведённого текста. На протяжении нескольких дней.
Пройти мимо внимания читателей и зрителей столь необычная информация никак не могла. Каждый начал задаваться вопросом, что бы значили слова «будет плохо»? Строились всевозможные предположения. Везде и всюду только и разговору было о странной непривычной кампании. Город заворочался, насторожился и приготовился к чему-то сверх неординарному.
Мы тоже готовились, отслеживая попутно, как идёт процесс возвращения награбленного.
Проходил он следующим образом.
Шесть или семь мужичков на всякий случай вернули недавно похищенное. Кто ведро картошки, выкопанной на чужой даче, кто доску со стройки, когда-то плохо лежавшую там. Один любитель лёгкой поживы принёс хозяевам деньги за курицу, умыкнутую с их подворья, а потом зажаренную. Ещё одна женщина отдала соседке сторублёвый долг, который прежде уже полгода как забывала возвращать. И это – всё.