За мертвой чертой
Шрифт:
Остаток жизни предстояло провести бок о бок с Черноусовым, но совместное «проживание» не вселяло сколько-нибудь заметного оптимизма. Фактически мы были заживо похоронены и отличались от мертвецов только тем, что продолжали осознавать себя и окружающую среду, то есть тюремные стены.
Глава тридцатая. На тёмном острове
Тюремные годы летели незаметно и словно вычеркивались из бытия.
Я не переставал думать о последних мгновениях дона Кристобаля. Меня всё мучили мысли, почему он так легко угодил под выстрелы? Пусть его способности были во многом блокированы, но ведь далеко не полностью! Даже я, наверное, и то смог бы увернуться
Затем, отвечал я сам себе, чтобы создать лишь видимость своей гибели и тем самым уйти от погони. Он же незаурядный, этот испанец, и сотворить иллюзию какого-либо события с собственным участием для него сущий пустяк. В таком случае где-то он сейчас на свободе и, может быть, изредка вспоминает бедного незадачливого Аркашку, отправленного в бессрочное заключение за участие в страшных преступлениях.
Но почему бы ему не придти нам на помощь? Разве я или Виктор Алексеевич для него никто? Ах да, его же вызывали по какому-то неотложному делу в параллельную среду обитания, и ему, пожалуй, в данный момент не до нас. Вот где он может обретаться – на своей новой родине, находящейся в неведомой далёкой окраине. Однако нельзя исключить, что, управившись у себя, он вернётся на нашу грешную землю и тогда навестит и меня с сокамерником.
Так оно потом и случилось, дон Кристобаль действительно вернулся, но прежде нам ещё долгих шесть лет пришлось провести в заключении.
Неизвестно, в каких условиях содержались другие осуждённые. Мы же с Черноусовым могли совершать непродолжительные прогулки в тюремном дворике, нам приносили книги, газеты и журналы, и большая часть времени уходила на чтение.
Главным образом нас интересовало, что происходит в Ольмаполе, а писали о нём немало. Сопоставляя газетные материалы, мы приходили к выводу, что под руководством Артюшина дела там идут более чем превосходно. По всем, так сказать, направлениям. Стремительно развивались наукоёмкие производства с применением самых передовых технологий. В кратчайшие сроки был построен целый научный городок – Наукоград, который и сам разрабатывал, и привлекал со стороны всевозможные изобретения, опять же с целью внедрения в производство.
Несколько лет назад, как раз в год отправки меня и Черноусова на остров Тёмный, было внесено предложение об основании Ольмапольского университета, инициатором которого был сам градоначальник – Юрий Владимирович Артюшин.
Городскому мэру виделось нечто вроде Оксфордского университета, чтобы из этого учебного заведения выходили высокообразованные люди, будущие великие учёные и выдающиеся государственные деятели. Не мудрствуя лукаво, Артюшин просто предложил скопировать всё лучшее, что имелось в Оксфорде, даже количество зданий и расположение их относительно друг друга. Разумеется, со значительным осовремениванием и совершенствованием. Что интересно, учебный процесс в этом вузе начался ещё загодя, года за два до окончательного завершения строительства.
Много ещё чего насчёт университета было написано, всего не перечесть. Кому нужны подробности, к их услугам весь Интернет. Скажу только, что в течение пяти лет возведение учебных корпусов, общежитий и иных зданий было закончено. Со всей России и разных континентов на выгоднейших условиях было приглашено множество учёных, и в скором времени штат преподавателей превысил четыре тысячи человек, а число студентов перевалило за двадцать тысяч. Расходы на обучение, конечно, были немалые; из них более девяноста процентов покрывались за счёт городской казны, а остальное вносили разные жертвователи из числа состоятельных граждан. Студенты находились
Некоторые ольмапольские депутаты протестовали против таких «разорительных» трат, но Артюшин доказывал обратное: дескать, всё окупится баснословной прибылью, прежде всего благодаря появлению армий высочайших интеллектуалов, которые в духовном плане подтянут всё остальное общество.
Ольмапольский вуз, по-другому – Ольмсфорд, стал не только университетом, но и крупнейшим научно-исследовательским центром, и в плане изобретений довольно остро соперничал с Наукоградом, называемым в обиходе Ольмбургом. Всевозможные новации поступали и с той, и с другой стороны, и, несомненно, всё это весьма благоприятно сказывалось на развитии города в целом.
Ещё привлекали сообщения о формировании сферы услуг, особенно ресторанной сети. Собственно, чуть ли не по всей длине многих центральных улиц, да и в боковых улочках тоже, на первых этажах и прямо под открытым небом обосновывались сплошные ресторанчики, кафе, бистро и разного рода забегаловки, где можно было отдохнуть после работы и за весьма умеренную плату хорошенько закусить, послушать музыку и потанцевать.
Трудовому люду уже не было необходимости вставать к кухонной плите и готовить те или иные блюда – необходимые яства высокого качества предоставляла упомянутая служба. Вероятно, я и ошибаюсь, но мне стало казаться, что по окончании рабочего дня Ольмаполь за считанные минуты превращался в город сплошного веселья, танцев и карнавала.
Употреблялись и алкогольные напитки, но, как правило, с невысоким содержанием градусов и в довольно умеренных количествах. Людям уже ни к чему было подхлёстывать себя спиртным – им и так было хорошо и вольготно.
Да и как не веселиться, когда рабочий день сократился до тридцати часов в неделю, так что наутро отлично отдохнувшие люди прямо-таки горели желанием попасть на службу и производство, чтобы своим трудом возблагодарить город за комфортабельность проживания.
Неуклонно повышался уровень благосостояния. Продолжительность жизни… Что об этом говорить, когда в каждой квартире стояли бурцевские капсулы и можно было продлевать своё бытие чуть ли не бесконечно долгое время. Умирал лишь тот, кто хотел умереть, но таких были единицы. Ну и хоть и редко, всё-таки происходили несчастные случаи с тяжёлыми последствиями, когда оживлять было уже некого.
Город действительно рос не по дням, а по часам и спустя шесть лет после нашего заточения на острове насчитывал – надо же! – свыше пяти миллионов человек, в немалой степени из-за увеличения рождаемости. Большинство семей обзаводились тремя, четырьмя, а то и пятью детишками, и даже до десяти.
Местное самоуправление оказывало возрастающим семьям немыслимую по прежним меркам поддержку. Все расходы на ребёнка оно полностью брало на себя и предоставляло дома и квартиры за десятую часть стоимости. Матери-одиночки находились на полном содержании и жильём обеспечивались бесплатно. Иметь много детей стало выгодно.
Молодые девушки, те самые, которым совсем ещё в недавние времена жизнь сулила одну единственную дорогу сквозь розы и тернии самой древней профессии, теперь с удовольствием рожали и воспитывали детишек. В этом и заключалась их работа, весьма неплохо оплачиваемая и небесполезная Ольмаполю.
Но главный прирост населения, безусловно, происходил за счёт притока со стороны. Прослышав про городок на Ольме, народ повалил в него и с запада, и востока России. Многими тысячами приезжали даже из Москвы, на постоянное жительство, потому, что здесь стало красивее и благополучней жить и в полной мере можно было проявлять свой творческий потенциал.