За мертвой чертой
Шрифт:
Разговоры не прекращались. Генриетта, рослая, статная, красивая женщина, без какого-либо стеснения рассказывала, как все эти годы тосковала по возлюбленному.
– Ты знаешь, Зиночка, – в порыве откровенности шептала она на ушко моей жене, – я прямо-таки сохла по этому негодяю. А он хоть бы весточку прислал. После него у меня не было ни одного мужчины. Все были противны. Даже мужу я не позволяла прикоснуться к себе. Ты знаешь, Витёк, – Генриетта Леопольдовна повернулась к предмету своей любви. – Я ведь со своим «суженым» развелась. Может быть, мы с тобой поженимся? Ага?!
– Давай
– Тогда завтра в ЗАГС?
– С радостью!
– Будете свидетелями? – Генриетта просверлила взглядом и меня, и Зину.
– С удовольствием.
Мы располагались прямо на палубе в передней части судна, и перед нами было вино.
– Тогда выпьем за завтрашнее бракосочетание! – Генриетта Леопольдовна подняла бокал.
– Надо сначала подать заявление и только через месяц… – робко напомнила Зинаида.
– Я всё улажу, – сказал Черноусов. – Это в моих силах.
– А вы знаете, как я с ним познакомилась? – сказала Генриетта, когда бокалы опустели. Она с нежностью взглянула на возлюбленного. – Меня за большие деньги подговорили, чтобы я ввела этого мужчину в грех, а потом предала. И я, дура, гусыня этакая, согласилась. Но когда узнала, что он собой представляет, то поняла – лучше убить себя, чем предать его.
Вечером, вернувшись с реки, мы ещё долго сидели на веранде, сумерничая и перебирая былое. Когда дамы оставили нас вдвоём, я спросил о доне Кристобале, собирается ли тот вновь посетить Ольмаполь?
– Наш общий друг сумел вступить в контакт с представителями четырёхмерного мира, – сказал Черноусов, – и сейчас совершает путешествие в их среде обитания. Конечно, интересно было бы узнать, с чем он воротится. А здесь что ему делать?.. Только если побывать у могилы матери!
– Ну а что там у них? Рай, чистилище или непосредственно сам ад? Или всё как у нас, но только совершеннее?
– Понимаешь, главная разница между ними и нами, на мой взгляд, в более полном использовании мозговых, духовных и внутри энергетических способностей. Им, к примеру, не нужны подъёмные краны или ещё какие-либо машины для возведения тех или иных объектов. Для этого достаточно только умственно и энергетически сконцентрироваться, и за счёт этого строительство пойдёт полным ходом. Я сам видел, как один единственный человек перемещает и укладывает на нужное место многотонные плиты. Всего лишь определённым напряжением мысли.
– И давно так у них?
– Несколько сот лет. И примерно столько же времени они шли к этому состоянию, отдаляясь от нашего сегодняшнего уровня.
Генриетта Леопольдовна и Виктор Алексеевич остались у нас ночевать, а в первой половине следующего дня наша свадьба поехала в ольмапольский ЗАГС. Заведующей учреждения была та самая женщина, которая побоялась зарегистрировать меня и Зину в тюремной камере. Я не осуждал её – не каждому по силам превысить норму закона. На этот раз Зиночка стала свидетелем со стороны невесты, а я – со стороны жениха.
Заведующая произнесла напутственные слова, в паспортах молодых появилась желанная отметка, и мы отправились в «Таверну Кэт», чтобы там оторваться по полной.
В зале на первом
Мы попросили поставить какую-нибудь песню. Наше пожелание было немедленно исполнено, и помещение заполнили слова всё того же знакомого и, если подумать, весьма печального шлягера:
Когда взошла заря, в далёкие моряОтправился французский теплоход.И он покинул порт, но не взошли на бортЧетырнадцать французских моряков.Не быть им в плаваньи,Не видеть гавани,И клёши новыеЗалила кровь.Остаток дня и ночь мы провели в таверне, а когда забрезжил рассвет, расстались. Черноусовы поехали отсыпаться в какой-то мотель возле ольмапольского заповедника, а я и Зина вернулись в свой дом в Старых Пестерях.
– Ты думаешь, у них сладится? – вяло проговорила Зина, имея в виду новобрачных. Она разбирала постель и, кажется, уже наполовину спала.
– Они столько лет шли к этому союзу, – тоже полусонно ответил я. – Думаю, всё у них будет хорошо.
Мы легли спать, и наши тела свились в привычных желанных объятиях.
В дальнейшем я и Черноусов виделись чуть ли не через день. Мне нравился этот человек, и нам было что вспомнить. Иногда мы перебирали старых знакомых и рассказывали друг другу то, что слышали о них.
Вскоре после нашего заключения в «Матросскую Тишину» младший Федотов и Анна Смолецкая поженились. Молодая женщина оставила себе девичью фамилию, и её легко было понять. Спустя немного времени фамилию жены взял и Григорий.
Замужество совершенно изменило характер донны Анны. Забыв о театрах и ресторанах, она обратила всё внимание на благоустройство супружеской жизни и большую часть времени проводила в семейном кругу.
К настоящему моменту у Смолецких пятеро детей, и останавливаться на этом они не собирались. Роды не только не испортили фигуру и черты лица Аннет, но и придали её облику какое-то дополнительное женское очарование.
Григорий же, помимо торговли живописью, создал картинную галерею провинциальных художников, которая довольно быстро получила широкую известность не только в России, но и далеко за её пределами. Она так и называется: Смолецкая галерея – художественный музей в Ольмаполе.
Мой тесть Пётр Андреевич Тимошин продолжал трудиться технологом на «Мясном подворье». Не так давно благодаря его усилиям предприятие начало выпуск нового сорта колбасы «Ольмапольская» с особым изумительным вкусом. Совсем немного времени потребовалось, чтобы «Ольмапольку», как её называли в народе, распробовали не только в нашем регионе и России в целом, но и во многих других странах, и даже в Германии, славящейся своими колбасными изделиями. Как результат, семейный бизнес Тимошиных резко пошёл в гору, и объём доходов стал обозначаться числами с семью и восьмью нулями.