За Отчизну
Шрифт:
– И это знаю. Дальше.
– Будьте терпеливы, отец. Я хочу вас спасти и нашел средство. Будут уплачены не только все ваши долги, но вы даже получите от пана Камерера - коншеля и одного из самых знатных патрициев Старого Места - пятьдесят коп грошей...
– Ну, продолжай! И что за святая душа этот твой пан Камерер!
– язвительно, с насмешкой в голосе и недобрыми искорками в глазах заметил Войтех.
В этот момент в столовую незаметно вошел Ратибор и замер у дверей.
– Пан Камерер действительно достойный человек
В ответ Войтех разразился оглушительным хохотом.
– Вот что, Шимон: иди туда, откуда пришел, и передай своим друзьям немцам-патрициям, что Войтех согласен скорее сгнить в тюрьме за долги, чем отдать немцам секрет своей закалки.
– И, возвысив голос, закончил: - Вы меня опутали своими хитростями и кознями, но купить меня не удастся!.. Иди с моих глаз! Ты мне не сын!
– Мне очень жаль вас, отец, но, кроме вас, в тюрьму пойдет еще кое-кто...
– Врешь!
– крикнул Ратибор и, крепко схватив Шимона за воротник, вытащил его за дверь и одним ударом выкинул с крыльца на пыльную улицу.
Лежа в пыли, Шимон бормотал плачущим голосом:
– Ладно... Вы все меня вспомните, всех вас выдам: и тебя, и Штепана, и... Божену...
Ратибор мгновенно оказался около Шимона и с силой сжал ему горло. Шимон посинел и только дергался.
– Ратибор, брось его!
– кричал Войтех.
– Сынок, да что с тобой...
– плакала Текла.
Но Ратибор, казалось, не был способен ни слышать, ни понимать.
– Ратибор! Что ты делаешь?!
– раздался над ним властный голос.
Ратибор вздрогнул, разжал руку и повернул голову. Перед ним стоял Ян Жижка.
– Я пришел к твоему отцу кое-что заказать - и вижу, что пришел как раз вовремя. Оставь его и идем в дом.
Ратибор, тяжело дыша, молча последовал за рыцарем на крыльцо, а Шимон, потирая горло, поднял из пыли свой бархатный берет, трость и, отряхивая платье, побрел вдоль по улице, бормоча:
– Пусть я не увижу святой пасхи, если не отомщу вам всем! Проклятые!..
Войтех с искренней радостью усаживал дорогого гостя за стол.
– Мне недосуг, друг мой, долго у тебя быть. Расскажи, что случилось в твоем доме?
Войтех в немногих словах поделился с рыцарем свалившимся на его голову несчастьем.
– Но откуда, друг мой, у тебя получились такие долги?
– Можете мне поверить, пан Ян, - закончил Войтех, - долгов, включая и ренту за дом, не больше восьмидесяти коп. Откуда они взяли сто сорок семь коп - ведать не ведаю. Вот завтра надо идти на суд. И что с Ратибором делать, не знаю: ему угрожают вспомнить все старое да еще прибавить за участие в сожжении папских булл.
На лбу Яна Жижки меж густых бровей пролегла глубокая морщина. Некоторое время он сосредоточенно глядел своим единственным глазом под ноги, потом коротко и решительно сказал:
– Завтра я сам приеду
Жижка поднялся и попрощался с Войтехом. Провожая гостя, уже на пороге Войтех вспомнил, что хотел спросить о Яне Гусе.
– Пан Ян, правда ли, что наш мистр снова возвращается в Прагу, чтобы ехать в Констанц на собор - оправдываться в обвинении в ереси?
– Да, на днях он выедет в Констанц. Боюсь, что мы потеряем нашего мистра.
И, вскочив на коня, Ян Жижка поскакал в сторону Вышеграда. Обещание Жижки Войтеха несколько приободрило. И, отправившись на другой день в радницу, он был спокоен, как обычно. Ратибору он приказал оставаться дома: старик опасался, что крутой характер сына навлечет на него новую беду.
Патриции вновь почувствовали свою силу и старались показать ее на каждом шагу. Суд был очень короткий, и Войтеху сразу же стало ясно, что приговор приготовлен заранее.
Рихтарж - старый, важный немец - только спросил Войтеха, почему он до сих пор не уплатил ни одного геллера из своих долгов, составляющих в общем сто сорок семь коп грошей.
– Я готов поклясться на святом евангелии, что я должен не больше восьмидесяти коп грошей и обязуюсь уплатить их в течение года.
Тогда стали подниматься один за другим свидетели - все из богатеев-немцев - и единодушно заявляли: этот человек должен по записям сто сорок семь коп грошей, в чем они готовы принести присягу.
Патриции тут же принесли присягу.
Но когда Войтех хотел также присягнуть, то священник сурово и громогласно объявил:
– Ты еретик, последователь архиеретика, сына дьявола, проклятого святым престолом, отрешенного от святой церкви Яна Гуса! От тебя я присяги не приму.
Тут же был прочитан приговор, по которому Войтех, сын Яна, по прозвищу Дуб, должен быть на три дня прикован к позорному столбу, а затем отведен в тюрьму, где будет находиться, пока все его долги не будут уплачены до последнего геллера.
Подскочившие служители тут же надели Войтеху кандалы и вывели из радницы.
Но на площади гудела толпа новоместских ремесленников: тут были оружейники, бондари, сапожники, плотники и пекари. При виде закованного Войтеха, идущего под стражей, толпа зашумела:
– Войтеха в тюрьму?.. Не дадим! Дело нечистое: суд подкуплен! Мы все знаем Войтеха! Поддержи, ребята!
Крики становились все громче, грознее и яростнее. Рихтарж подозвал начальника стражи:
– Возьми латников и разгони этот сброд.
Начальник стражи только повернулся, чтобы идти выполнять приказ судьи, как шум снаружи внезапно смолк, и небольшой отряд вооруженных всадников остановился у здания радницы.
Звеня шпорами, в зал вошел коренастый человек с черной повязкой на глазу. Обернувшись, он зычно крикнул: