За пределами желания. Мендельсон
Шрифт:
Он нежно погладил её волосы, провёл ногтями по обнажённому плечу со спокойной уверенностью неоспоримого собственника. Она была его, она говорила ему это сотню раз, его — и он мог делать с ней всё, что ему было угодно. Например, мог побить, если бы захотел. Это считалось у неё нормальным. В Венеции, где она родилась, мужчина, если он был любим, имел полное право ударить женщину, которую любит. Это было само собой разумеющимся. Он также мог овладеть ею, когда ему заблагорассудится: в любом месте и в любой час. Он был padrone, господин. Всё это она объяснила ему очень подробно. Она принадлежит ему, и её миссия — делать его счастливым. С другой стороны, если она доставляет ему удовольствие и поддерживает
Такое соглашение оказалось чрезвычайно успешным. Она делала его счастливым, а он делал всё, что она хотела. А первое, чего она хотела, — это уехать из Лондона. Об этом она заявила ему однажды утром в своей спальне на Хаф-Мун-стрит.
— Ты и я, мы уезжать и никогда не возвращаться, si? — проворковала она, целуя его где-то в области подбородка.
Он напомнил ей, что у неё есть контракт, а у него зарезервировано место на дилижанс в Дувр.
— Кроме того, — вздохнул он, лаская её горло, — у меня нет денег. Я всё истратил, а мой отец больше не присылает.
Она презрительно пожала плечами.
— Деньги, — фыркнула она, — у меня есть деньги. Полно денег.
Он запротестовал: никогда он не поедет за город на её деньги. Это не по-джентльменски. Она с удивлением посмотрела на него. Что значит «не по-джентльменски»? Maledetto!.. Она его любит, si? Этого достаточно. Ей всё равно, совершенно всё равно, джентльмен он или нет.
Но Феликс был джентльменом, человеком чести, а человек чести не живёт на деньги женщины. Тогда она предложила свою идею:
— За городом ты пишешь опера, si? Я пою в опера, которую ты пишешь. Мы зарабатывать кучу денег, тысячи гиней. Тогда ты отдаёшь мне деньги.
Всё сразу стало ясно и понятно. Он напишет оперу — совершенно законная деловая сделка. Если Россини [50] мог создать «Севильского цирюльника» за тринадцать дней, то он, Феликс Мендельсон, конечно же мог сочинить оперу за несколько недель. С Марией в главной роли она будет иметь триумфальный успех. Деньги потекут рекой, и его отец удивится.
50
Россини Джоаккино (1792—1868) — итальянский композитор, один из крупнейших мастеров итальянского оперного искусства, автор многочисленных опер-буфф («Севильский цирюльник») и героико-романтических патриотических опер («Вильгельм Телль» и др.).
— Но, дорогая, — сказал он, вспомнив о её контракте, — как мы можем уехать? У тебя контракт с сэром Джорджем.
Она пожала плечами. Когда она подписывала контракт, объяснила она, то не была ещё влюблена. Теперь же она влюблена, и поэтому contratto разрывается. Вот и всё.
— Любовь подобна смерти, — сказала она, — она всегда важнее всего.
Он пытался возражать, говорить о чести, об уважении к данному слову. Она опять посмотрела на него с удивлением. Честь? Что это за глупые разговоры о чести? Она влюблена, она хочет поехать с ним на природу, si? Когда влюблён, о чести не думаешь. Кроме того, синьор Смарт такой приятный человек, у него такое большое сердце, он, конечно, поймёт, что для неё важнее быть за городом, где поют птицы и распускаются цветы, с человеком, которого она любит, чем в «Ковент-Гарден» петь какую-нибудь глупую оперу... Говоря так, она покрывала его лицо короткими быстрыми поцелуями. К тому времени, когда она закончила, Феликс был убеждён, что она права.
Карл, конечно, думал иначе, но просто покачал головой.
— Безумие! — вздохнул он с завистью. —
Но он всё понял, даже ухитрился наскрести пятьдесят фунтов. Добрый, замечательный Карл!
Итак, они сбежали, как двое преступников, и приехали в эту маленькую гостиницу, где провели восхитительную неделю. И сегодня их ждал ещё один счастливый день.
Он с улыбкой оглядел комнату. Его взгляд остановился на столике возле окна. Он был завален листами нотной бумаги, которые она ему принесла. Хватит на несколько опер. Он ещё не написал ни единой ноты, но скоро, очень скоро, может быть сегодня, засядет за работу.
Мария пошевелилась, и он увидел, что она не спит.
— Доброе утро, дорогая, — улыбнулся он, — и перестань меня щекотать.
Её губы приблизились к его губам, глаза — ясные, широко поставленные, молящие — уставились в его глаза.
— Я люблю тебя, — пробормотала она. — Ты меня тоже любить?
— Конечно люблю.
— Тогда почему ты не говорить этого? Любовь как цветок — её надо поливать. Слова любви — как вода для цветка.
И он сказал ей, что любит её, и она спросила, как любит, и он ответил, что очень, а она спросила, за что, и он ответил, что любит в ней всё, а она сказала, что он лжёт. Он возразил, что не лжёт, а она настаивала, что лжёт, и они заспорили. Пока они спорили, в их жилах взыграла кровь, и спор перерос в схватку губ и рук. Через некоторое время она заявила:
— Сегодня я идти искать дом.
— Какой дом? — слабо запротестовал он. — Нам не нужен дом, мы вполне счастливы и тут.
Да, но в гостинице есть другие люди, и как он может писать музыку оперы в таком месте! Нет, не может... Он думает, что сможет, но не сможет. Поэтому она пойдёт и найдёт маленький домик, где они будут совершенно одни. Там он напишет оперу. Нет, ему идти не надо, она хочет удивить его.
Вечером Мария вернулась с триумфальной улыбкой на лице. Она нашла дом. Он большой, старый и очень дешёвый. Больше она ничего не скажет — он должен увидеть сам.
Спустя мгновенье они катили по тенистым аллеям, наполненным ароматом цветов. Облака на небе порозовели. На землю опускался покой. Природа застыла перед закатом. На повороте дороги они увидели его.
— Вот! — победоносно вскричала она, махая рукой в сторону Карисбрукского замка. — Тебе нравится, нет?
Карисбрукский замок был меньше Виндзорского, но не намного. Построенный в XI веке, он сохранил нетронутую красоту первоначальной архитектуры. Скорее укреплённый город, чем замок, он состоял, помимо огромного центрального дома, из конгломерата подземных темниц, зубчатых башен, бастионов и казематов, и всё это было построено из огромных каменных глыб, обтёсанных вручную, теперь заросших мхом и утыканных узкими готическими окнами с витражным стеклом. Все эти сооружения окружал ров, заполненный стоячей водой буро-зелёного цвета, в которой отражалась высокая крепостная стена. Единственный вход в замок был через висячий мост, поддерживаемый массивными ржавыми цепями.
— Он стоит всего двести гиней в месяц, — успокоила она, пока Феликс стоял, словно поражённый ударом молнии.
Она сбивчиво объяснила, как ей удалось заключить такую удачную сделку. До того как покинуть Флоренцию двенадцать лет назад, граф Карисбрукский хотел продать или сдать замок в аренду. Как ни странно, до сих пор никто не выразил желания подобрать эту жемчужину средневековой архитектуры. Этим объяснялся тот факт, почему Марии удалось снять его за такую мизерную плату. И всего за двести гиней в месяц дополнительно они могли иметь штат из тридцати двух слуг, который будет поддерживать дом в мало-мальски приличном состоянии.