За речкой
Шрифт:
Смыкалов, казалось, не слышал меня. Он только прижал голову к земле, сунул автомат себе под грудь, а свободной рукой пытался нащупать рану в поджатой левой ноге.
— Дай сюда автомат! — крикнул я ему. — Слышишь?!
Смыкалов что-то бормотал себе под нос.
— Автомат!
Внезапно младший лейтенант встрепенулся. Уставился на меня дурными глазами.
— Автомат, товарищ лейтенант, — позвал я.
Смыкалов думал недолго. Он просто взял да и швырнул свой АК, снабженный подствольным гранатометом ГП-25 «Костер».
Я быстро
Хлопнуло. Громкий, глухой, но глубокий звук выстрела ударил по ушам. Гранаты в темноте я не видел. Спустя несколько секунд в доме, где засели душманы, бахнуло так, что подпрыгнула крыша.
Огонь из точки тут же прекратился. Я услышал, как внутри кто-то закричал. Кто-то застонал.
— Пошли-пошли! — крикнул Наливкин. — Готовь гранаты!
Мы с Наливкиным разом, пригнувшись, выскочили из арыка. При этом я бросил автомат Смыкалова. Пошел в бой со своим.
Не прошло и полминуты, как мы подскочили прямо к дому, откуда по нам вели огонь. Пару гранат РГД-5 и одна Ф-1 тут же полетели в окна к душманам.
Поочередно раздались три взрыва. Да такие, что стены домишки задрожали. Крыша в одном месте не выдержала и провалилась. Только тогда внутри все затихло.
— Сукины дети, — выдохнул Наливкин, сидя у стены. — Окопались…
Потом он заметил, что я смотрю туда, куда ушел Зия.
— Я всегда знал, что этот гад хитрый сукин сын, — снова заговорил Наливкин. — Здоровый на первый взгляд. Прям-таки салдафон. А хитрый.
— Он думал поправить за счет нас свои дела, — сказал я.
Странно было, что каскадовцы оставили его одного, хотя Наливкин строго приказал им приглядывать за пакистанцем. Видать, отвлеклись в пылу боя. Или же старый пес их перехитрил.
Наливкин прижал руку к гарнитуре, прислушался.
— Слушаю вас, Гром. Нет. Сами управились, Фима. Смыкалова задело. Вы где? Понял. Слушай боевую задачу: нужно помочь с эвакуацией раненого. Плюс у нас пакистанец сбежал. Нужно найти его и вернуть. Как слышно? Прием.
— Я думаю, — проговорил я тихо, — что он найдет нас раньше. Или, как минимум, меня…
К утру похолодало.
Солнце еще не появилось из-за горизонта, но небо уже мало-помалу светлело. Неприятная утренняя зябкость щекотала шею и лицо.
Зию мы так и не нашли.
Гад испарился непойми куда.
Мы трижды прочесали кишлак сверху донизу. Поиски так и не дали результатов.
Бой закончился, и остатки душманов уже давно сбежали из поселения.
Местные, прятавшиеся в домах, пока они тут хозяйничали, стали мало-помалу выглядывать наружу. Провожать нас, собиравшихся уходить, взглядами. Кто-то из местных даже подходил к нам. Благодарил. Другие смотрели с удивлением и интересом, но приближаться стеснялись.
Ранение Смыкалова, к слову, оказалось не тяжелым. Скорее всего, он схлопотал отрикошетившую пулю. Потому ему быстро остановили кровотечение,
— Зия уже не наша забота, — сказал Наливкин, когда мы двигались по кишлаку. — Он наверняка нарушил свой договор, когда не подчинился и самовольно повел Карима в Кундак.
Я глянул на мальчишку.
Карим устало шел рядом с Ефимом Масловым. Старший лейтенант что-то тихо говорил мальчику. Тот кивал. Кажется, этой ночью он кое-что понял. По его растерянному лицу я видел — война это не то событие, в котором он хотел бы участвовать. Да только мальчик сам не знал этого, пока не оказался вблизи боевых действий.
Группа шла к выходу из кишлака в полном составе. Мы держали оружие наготове, были внимательны, но не проявляли никакой враждебности.
— Мужики, всем внимание, — напрягся вдруг Наливкин.
Впереди собралось человек двадцать афганцев — все мужчины разных возрастов. Самому старому было за шестьдесят. Младшему — не больше шестнадцати.
Афганцы выглядели немного растерянными. А еще уставшими. Очень уставшими. Но главное — они перекрыли нам улицу.
— Не выпускают, что ли? — спросил вдруг Глушко, неся на плече свой пулемет.
— Не знаю, — выдохнул Наливкин. — Сейчас подойдем поближе, попробуем с ними поболтать.
— Они не выглядят враждебно. Потому — всем сохранять спокойствие, — сказал я.
— Ну да… — буркнул прихрамывающий Смыкалов. — Сегодня они безобидные, а завтра нож тебе в спину воткнут.
— Потому, товарищ младший лейтенант, — ответил я ему, — давайте-ка приглядывать за нашими спинами.
Мы приблизились к группе, преградившей нам путь. Встали от них на почтительном расстоянии.
Наливкин окинул местных внимательным, очень оценивающим взглядом. А потом прокричал им что-то на пушту.
Я не понимал слов, но и так было ясно — майор просит, чтобы они разошлись и освободили дорогу.
Внезапно Наливкину ответили. Пожилой, грузный афганец в белой, но грязноватой рубахе и тюбетейке вышел вперед. Поправил свою белую тюбетейку.
Он заговорил хриплым, глубоким голосом. Говорил громко, но решительно.
Бойцы застыли в ожидании.
— Что он говорит, товарищ майор? — спросил я у Наливкина.
— Он хочет нас поблагодарить, — ответил тот.
— И как же?
Майор спросил что-то у грузного афганца. Тот ответил. А потом обернулся к ближайшему двору и громко позвал хозяина.
Никто из нас не спешил что-либо делать. Мы терпеливо ждали, чем же все обернется.
— Они кого-то ведут, — пробурчал Глушко, сквозь хиленькие деревянные ворота наблюдая, как за глиняным дувалом стены кто-то закопошился. Я тоже заметил там движение.
Грузный афганец снова обратился к Наливкину. Что-то сказал ему своим хриплым, низким басом.
— Говорит, — перевел майор быстро. — У них для нас подарок.
— И я догадываюсь, какой, — сказал я, когда увидел, как двое местных выводят к нам связанного человека.