За секунду до взрыва

Пирсон Ридли

— Все равно не понимаю…

— Блокнот обычно лежит у меня в портфеле.

— Ну и что?

— Значит, Корт меня надул.

— Кэм!

— Да послушай же! Он требовал эти маршруты. Встречу в метро он назначил якобы из-за списка маршрутов.

— Ну и что из этого?

— Да пойми ты, блокнот был у меня в портфеле. Он взял его из моего портфеля. Значит, он уже видел эти маршруты. Поняла?

— Нет.

— Если он уже знал, что в портфеле, если он уже видел эти маршруты, зачем было требовать, чтобы я ему их принес? — Дэггет не стал дожидаться ее ответа. Таким она его никогда не видела. Ей даже стало страшновато. — Ему просто нужно было придумать достаточно

серьезный повод для нашей встречи. Ему надо было убедить меня, что он готов рискнуть встретиться со мной лицом к лицу. Я додумался до этого только после того, как поставил себя на его место. Попытался представить себе ход его мыслей. Это всегда помогает. Ну теперь-то ты поняла?

— Все равно не поняла. Зачем ему было делать вид, будто ему так нужны эти маршруты?

— А затем, что ему был нужен свидетель. Маршруты тут вообще ни при чем, они только предлог для встречи. Ему нужен был я в качестве свидетеля его гибели! Именно я, понимаешь, — потому что я возглавляю это расследование, — должен был засвидетельствовать его смерть. Но он промахнулся. Написал записку не на той бумажке. Не додумал до конца! И теперь я его достану.

— Ты хочешь сказать, что он жив?! — Она даже ухватилась за край стола, чтобы не упасть.

— Да, к чертовой матери! Он жив. И он меня почти надул.

Дэггет отшвырнул свои бумаги в сторону и потянулся к тем, которые принесла она. Вытащил оттуда карту взлетных полос лос-анджелесского международного аэропорта.

— Здесь масштаб великоват, так что разглядеть Голливуд-парк почти невозможно, но ты уж мне поверь. — Он нашарил в куче бумаг линейку, промерил что-то на карте, схватил со стола перечницу и солонку. — Вот смотри, — он поставил солонку на угол карты, — вот здесь Голливуд-парк.

— Кэм, я ничего не понимаю.

Он наклонился к карте и еще раз с силой хлопнул по ней солонкой. Линн в страхе отскочила.

— Вот в этом месте упал шестьдесят четвертый! Точно в этом месте. — Он схватил линейку и промерил расстояние. — Видишь, Голливуд-парк очень большой. Это Барнес мне сказал, Барнес из «Данинга». Это он обратил внимание на то, что схема испытаний на тренажере в точности повторяет схему полета шестьдесят четвертого по времени и по расстоянию. Настоящий шестьдесят четвертый пролетел в точности то же самое расстояние и упал в том же самом месте. То есть если перенести схему тренажера на реальный полет, то это и будет Голливуд-парк. Барнес мне об этом говорил. А я, дурак, пропустил мимо ушей.

— Кэм, ты меня пугаешь.

Он яростно закивал.

— Вот и хорошо. Это страшная правда. Ведь что говорил Барнес? Законы физики никто не отменял. А я его не слушал. Убирается управление, и самолет падает. По сути дела, все пилоты девятьсот пятьдесят девятых обучались у Варда, следовательно, в первые минуты полета все они должны вести себя одинаково. Ну или примерно одинаково. Корт на это и рассчитывает.

Она почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Импульсивно подалась вперед в горячем желании хоть как-то успокоить, утешить его. Он остановил ее встречным жестом; крепко обхватил за плечи, не отрываясь, смотрел в глаза, ожидая, когда же она наконец поймет.

Потом отступил в сторону, поднял палец. Вернулся к столу, к картам, которые она принесла.

— Подожди, подожди, — бормотал он как бы в полузабытьи, разбрасывая бумаги. Сейчас он действительно был похож на ненормального. Ворох бумаг лежал у его ног, остальные кружились в воздухе. И тут ее взгляду открылась инвалидная коляска Дункана, одиноко стоявшая у стены. Больше она не могла сдерживаться. Слезы градом катились по лицу,

она не обращала на это внимания: любимый человек стоял на краю пропасти.

— Главный вопрос, — сказал он, найдя наконец нужную карту, — состоит в следующем. Какая сейчас у него мишень и какой аэропорт он решил использовать: Даллес или Национальный? Мы должны вычислить, какой. Для этого мне и нужны твои карты. — Он обернулся проверить, следит ли она за ходом его рассуждений, но, увидев ее лицо, медленно опустился на стул. — Линн, не отрекайся от меня. Не надо.

— Все кончено, Кэм.

— Ничего еще не кончено.

— Все кончено. Корт погиб. А Дункана найдут. Обязательно найдут. Ты должен в это верить.

— Линн, если ты не прислушаешься к моим словам, как же ты сможешь убедить остальных?

— Хватит, Кэм! — закричала она, отшатываясь от него.

— Да не спятил я, черт вас всех побери! Я просто его вычислил, неужели не ясно? — Он грохнул кулаком по столу, да так сильно, что все бумаги полетели на пол. — Ты мне все еще не веришь? Листок из блокнота тебя не убедил? Хорошо, у меня тут есть еще кое-что. Глория, дай Бог ей здоровья, принесла мне тут кое-какие отчеты, и среди них один из больницы, куда привезли останки этого несчастного. — Он опять стал рыться в бумагах, не нашел того, что было нужно, пошел на другой конец стола. — У того, кто возглавляет расследование, есть одно большое преимущество. В его руках оказываются сотни, тысячи нитей. Их можно связать воедино. В одном отделе выяснили что-то, в другом еще что-то раскопали, и все это оказывается у меня.

— Что ты имел в виду, когда сказал: «убедить остальных»?

— Ну слава Богу, услышала наконец!

Она все еще не избавилась от страха, хотя он теперь был на удивление спокоен. Ее снова потянуло к нему.

— Они бы и сами это в конце концов заметили, — продолжал он. — В конце концов. Может, даже сегодня, может, завтра, может, через неделю. Скорее всего через неделю, не раньше. А знаешь, почему? Потому что мы доверяем только своим. Только самим себе. Если расследование проводит ФБР, мы доверяем только агентам ФБР. И никаких тут посторонних консультантов. Готов биться об заклад, никто из них толком даже не прочитал этот отчет. А если и прочли, то не обратили никакого внимания. И еще. Вот мы тут постоянно скулим про то, как мы ценим улики и доказательства. А на самом деле что получается? Своему собственному агенту мы доверяем больше, чем каким бы то ни было доказательствам. Ну как же, ведущий агент, возглавляющий расследование, видел собственными глазами, как же мы можем усомниться? И теперь, даже если поступит отчет и покажет — что-то здесь не сходится, мы тому не поверим. Мы их заставим написать еще один отчет, а если и этому не поверим, пусть пишут еще и еще. Так вот и работаем.

— Что они должны были заметить?

— Послушай. Когда прокручиваешь одну и ту же ситуацию десятки, сотни раз, начинаешь видеть то, чего сначала не заметил. И вот что я сейчас вижу: такой тип, как Корт, стрелял в меня два раза с близкого расстояния и не попал? Не смешите. Так почему же он специально промахнулся? Да потому, что я ему был нужен как свидетель.

— Что они должны были заметить? — громко повторила она, взмахнув бумагой в руке.

— Да алкоголь в крови! Уровень алкоголя в крови убитого — 2.10. Потом они, может быть, и группу крови установят. И она, конечно, будет не та, что у Корта. Но тогда уже будет поздно. Словом, тот парень, что налетел на поезд в туннеле метро, был сильно на взводе. А Энтони Корт, за которым я гонялся, был наверняка трезв как стеклышко, можешь мне поверить.