За семью печатями

Шнейдер Ксения Николаевна

Неважно, что Петр ошибался! Как было правильно решить задачу в дни, когда даже слово «мамонт» еще не было произнесено? Существенно то, что в подземной находке он видел уже не чудо, не подтверждение народных или библейских мифов, а предмет, могущий пролить свет на далекое прошлое человечества, драгоценный для историка остаток былой жизни. Уже тогда — в 1703 году Петру был только тридцать один год — он понимал: остатки прошлого заслуживают бережного к себе отношения; их надо искать в земле: она — хранительница великого архива истории... И эти мысли не были для него случайными.

Прошло пятнадцать лет. «Царь-плотник» побывал в Европе, посмотрел тамошние кабинеты древностей —

собрания раритетов и «кунштов», еще никем не разобранных и никому не понятных. Банки с заспиртованными уродцами были выставлены там рядом с древними монетами. Скелеты тропических зверей и птиц соседствовали с анатомическими препаратами и надписями на неизвестных языках. Русскому царю захотелось создать у себя то же самое и даже больше того.

13 февраля 1718 года Петр, вернувшись домой, подписывает указ о начале археологии в России — знаменательный государственный акт, подобных которому немного в мире:

«...Ежели кто найдет в земле или в воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, как у нас ныне есть, или и такие, да зело велики и малы перед обыкновенными, также какие старые надписи на каменьях, железе или меди, или какое старое, необыкновенное ружье, [2] посуду и прочее все, что зело и старо и необыкновенно — тако же бы приносили, за что будет довольная дача смотря по вещи, понеже не видев, положить нельзя цены».

2

Слово «ружье» в языке того времени означало «оружие».

Замечательный документ! Читая его, надо помнить вот о чем. Ведь археология была создана не столько любознательностью человека, сколько корыстолюбием. Первыми археологами были не пытливые, а жадные люди — искатели сокровищ, грабители древних могил. Стремление углубиться в землю, чтобы узнать о прошлом, не могло даже возникнуть: никто не подозревал, что в земле хранятся следы былого.

Конечно, и во времена Ивана Грозного или Фридриха Барбароссы люди могли случайно наткнуться на древний глиняный сосуд, вырыть, копая колодец, груду погребенных в земле углей. Но разве на них обратили бы внимание? Черепки ничем не отличались от обычных. Уголь? Но в душах людей жили давние сказки о неведомом подземном мире: таинственные властелины глубин — гномы, кобольды — называйте, как хотите, — испокон веков жгли там огни, занимаясь волшебными делами своими. И человек равнодушно отшвыривал ногой черепок, с опаской закапывал снова старое огнище.

В лучшем случае создавалась еще одна легенда.

Другое дело — клады. Люди с незапамятных времен считали земное лоно самой верной кладовой: одни зарывали в землю сокровища в случае опасности; другие искали зарытое в надежде сразу, одним взмахом заступа обогатиться.

Копаясь в земле, кладоискатели и грабители могил прежде всего жаждали золота или того, что можно в золото превратить. Но часто они натыкались на вещи, замечательные не материалом, из которого их сделали, а совсем другим — красотой или необычайностью. Скоро выяснилось: это тоже ценность; на обломки скульптур, великолепные и странные сосуды, загадочные безделушки всегда находятся любители, готовые за них заплатить. Появились первые собрания подобных предметов, первые коллекций древностей.

К тому времени как Петр попал за границу, археология вроде бы уже существовала там. Но как мало походила она на то, что мы называем этим словом! В те дни она складывалась не в науку о жизни давно прошедших дней, а скорее

в науку об искусстве античной древности. Все из сокровищницы земных глубин, что не было ни драгоценным, ни прекрасным, что нельзя было использовать как предмет украшения или как забаву, казалось никому не нужным. В самом деле, кого способны привлечь ржавый наконечник стрелы, тысячелетняя ступка или зернотерка, обломок века пролежавшего в земле, кое-как оббитого кремнистого камня, о котором даже еще не догадывались, что он мог служить когда-то орудием или оружием человеку?

Вот теперь вдумайтесь в строки Петрова указа, и вы поймете, насколько опередил он свое время. Слово «старый» повторяется в нем чуть ли не в каждой строке, а слова «драгоценный» или «прекрасный» не встречаются вовсе. Древние вещи интересуют Петра, независимо от их внешнего вида и рыночной стоимости: старые кости человека, старые надписи, старое оружие и старая посуда — вот что нужно ему, вот за что сулит он «довольную дачу».

Будет справедливо, если мы назовем Петра I основоположником русской археологической школы. Конечно, она оформилась и выросла много позднее, но почин был положен им. В его кунсткамеру уходят ее первые корни. И день 13 февраля 1718 года, по старому стилю, русская археология имеет основание считать днем своего рождения.

Долгое время, впрочем, принято было считать, что петровский указ остался указом на бумаге. Правда, в ожидании «довольной дачи» изо всех концов России понесли в казну всевозможные находки и курьезы: время было тугое, лишний грош никому не мешал. Но разве сама кунсткамера Петра не осталась на долгое время таким же беспорядочным хаосом нагроможденных без толка и смысла «раритетов и кунштов», какими были все музеи того времени? Разве рядом с накоплением началась и наука?

Да, началась.

Из далекой Сибири и других мест пришли на берег Невы найденные там удивительные древности, золотые и серебряные вещи из курганов и могил. Но вместе с этими блестящими предметами, ценность которых была ясна и невежде, на глаза ученым попало нечто другое. Это-то «другое» и возбудило интерес в широких кругах российского общества.

Люди давно уже наталкивались при всевозможных земляных работах на непонятно откуда берущиеся каменные осколки своеобразной формы, тщательно оббитые куски кремня, отличные от всего созданного силами природы. Народ объяснял их происхождение по-своему: странные камни связывали с действием молнии, считали «громовыми стрелами», выпадающими на землю во время гроз. Кто скажет теперь, как сложились эти легенды? Очень может быть, что в одном полусказочном объяснении соединились тут факты, относящиеся и к археологии, и к геологии, и к астрономии: в те времена было так легко смешать воедино остатки древних моллюсков, памятки человеческой истории — кремневые орудия — и метеориты — камни, действительно падающие с неба в ударах грома и блеске неземного огня.

Тем важнее отметить, что уже в следующие за петровским временем годы русская наука, призванная к изучению всего, «что зело старо или необыкновенно», пришла к верному взгляду на это явление. В статье «О Перунах или громовых стрелах», напечатанной еще в 1731 году (и не в каком-нибудь научном издании, нет, — в «Примечаниях к Санкт- Петербургским ведомостям», довольно широко распространенной литературе тогдашней России!), автор, поведав о вышеизложенных мистических взглядах, чудесным, важным языком XVIII века не без возмущения пишет: