За широкой улыбкой
Шрифт:
– Что делать собираешься... с Евсеевым?
– внезапно осмеливается на крутой поворот Кузнецов. Тотчас поперхнулась я и закашлялась от такой неожиданности.
– А них*я!
– вдруг гневно рявкнул Григорий, словно вопрос был адресован ему.
– Нет на этого подонка у них ничего! Пусто. И толку было столько рыть: с*ки, всё в стол сложили и спокойненько забыли.
– Неправда! - резко взвизгнула я, негодуя.
– Как так?!
– оторопел Борис.
– Да неужто?
– злобно съязвил Еремов, обращаясь ко мне и игнорируя друга. Взгляды сцепились: - И какой у вас сдвиг?
– машет головой, подначивая.
– Нулевой?
Пристыжено опускаю очи.
– Вот то-то же, - разворот
Застыла я, выпучив глаза. Взволнованный взгляд то на одного, то на другого. Боюсь спугнуть призрачную удачу.
Но молчат, оба безмолвствуют. Лениво жуют, головы повесив, раздумывая над предстоящим.
– Короче, - проглотил наконец-то еду Еремов. Бросает на меня взгляд пронзительный. Глаза в глаза.
– Есть одно место...
– немного помолчав, добавил, но уже тише и торопко: - Мы там кое-какие дела проворачиваем.
– Нахмурился: - В общем, по официальным источникам я это пустить не могу, но, в связи с тем, что у вас там одни руко**пы сидят, и ты шалопайничаешь, в то время, как эти твари развлекаются вовсю, то я уступлю. Но никакого Фирсова. Сдай меня: и никогда ничего больше не получишь. Я-то выкручусь, не сомневайся. Но вот в остальном - это уже будет явно не "повестка к следователю". Короче, наши видели там тачку вашего Каренко. И бомж какой-то новый, неизвестный в заброшенном здании, что неподалеку, поселился. Особнячком, ни с кем не контактирует. Появляется нечасто. Где в промежутке между этим бродит - неизвестно. Зачуханный, засаленный, заросший - в общем, что за черт не разберешь. Хочешь, прокатимся - осмотришься. Материал интересный. Но... сама понимаешь, что бы не нарыла - шакалам ни слова. Выкручивайся, как хочешь. А лучше - сама мозгуй. Но суть... ты поняла. Так что, решай. Пока сегодня время и настроение есть, то можно...
– Поехали, - резко перебиваю я.
– ----------------------------
Глава 10. Кладбище кораблей
– ----------------------------
***
Дивное место, пробирающее до дрожи. Сломанное величие. Жуткий памятник времени, обреченности. Доказательство того, что всему когда-то приходит конец.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, как умирают огромные корабли? Да такие огромные, что даже взглядом за раз не охватить! От старости, а не от крушения... Куда они отправляются, дабы провести свои последние дни?
Есть какое-то особое, закрытое, тайное место, где нет вблизи ни единой живой души? Или же это туманом покрытые берега, где только стоны чаек заставляют поверить, что здесь всё еще бьется чье-то сердце?
Увы. Всё слишком прозаично, но и впечатляюще заодно, поражающе до глубины души. Огромный открытый пляж, где, будучи безжалостно распиленными на куски, почивают уставшие корабли-офицеры и рыбацкие судна. Грустно ржавеют под шум родной волны. Чайки слетаются на пир, лишь временами проведывая старых друзей. И никогда больше не издадут храбрые вояки своих волнительных, воодушевляющих гудков, не прозвучат гимны отважных защитников родины. Тихо скрипят изувеченные, брошенные они, вынужденно подчиняясь черствой игре дождя и шаловливого ветра...
Но и этого всего мало! Мало мучений! Нерадивые туристы то и дело норовят осквернить сии несчастные останки. То надпись сделать, то кусок оторвать и нагло бросить рядом.
Лишь только лето, и заботливые веселые рыбаки, что так радушно делятся своими задорными невероятными историями, словно дети, могут скрасить эти жуткие, безнадежные десятилетия беспощадной старости.
Вот
***
– На втором этаже, - ткнул рукой Еремов, - наши нашли его пожитки. Не трогали - все оставили на своих местах. За зданием, во дворе - машина. Хочешь сейчас, а хочешь потом к ней пройдемся. В общем, прошу любить и жаловать. Возникнут вопросы или нужна будет помощь - обращайся. А так... не буду мешать.
– Пистолет с тобой?
– резвое, уверенное, отчего тот даже оторопел.
Немного помедлив, все же ответил:
– Он всегда со мной.
Шумный вздох, поджав губы.
– Вот и отлично, - подытоживаю я.
Хорошо, что догадалась по пути сюда заехать домой и переодеться. Негоже по таким местам лазить в форме, да еще светиться зазря. Конечно, если Каренко или Евсеев увидит меня - непременно узнают, но вот остальные, посторонние - тут было бы уже глупо.
Отодвинуть покосившуюся металлическую дверь и протиснуться вглубь. Шаги с опаской, прислушиваясь, оглядываясь по сторонам.
Гриша тенью бродил за мной, лишний раз перестраховывая или помогая проделать тот или иной маневр.
Не знаю, как осмеливаются люди жить в подобных местах: кажется, сейчас то ли пол провалиться под ногами, то ли крыша заботливым полотном грохнется прямиком на голову.
Очередной глубокий вдох, прогоняя тревогу.
Наверно, нужно быть слишком отчаявшимся, разочарованным в этой жизни, раз... такой мир выбираешь вместо цивилизации (ведь не первым здесь Каренко поселился). Да, бедность - жуткая вещь, но упорный труд вопреки всем "но" не одного человека за всю историю нашего существования спас. Не одного. Просто решается на это - не каждый. Идти... вопреки всему, порой, скрепя зубами от боли.
– Том, сюда, - внезапно позвал меня Ерёмов, отчего невольно побежали мурашки по телу.
"Том, Тома". Забавно быть для его "Томой", а не Балашовой. Забавно быть кем-то большим, чем просто "мент".
Присесть на корточки рядом с чьим-то добром.
Сверху навалено немало хлама: клеенка, картон (разорванные коробки), засаленный, зловонный, местами даже прожженный и побитый плесенью от влаги спальник-одеяло. Но ниже - самое интересное: какие-то записи, книги (по анатомии), даже телефон (не столь современный, конечно, эдак годов двухтысячных, когда в обиходе были "орехоколовые нокии"), но...
Включить, перелистать меню.
"Баланс". "Оператор". "123". "Ментовка". "456". "Доставка".
Номера не известны - попросить Гришу забить себе (мой-то аппарат вырублен, дабы, если что, не отследили), выключить обратно и положить улику на прежнее место.
Записи. Несколько нечетких фотографий в разных ракурсах и вновь восстановить нарушенную картину.
– А костер свеж, заметь, - шепнул Еремов.
– Да, угли давно уже остыли, оно-то и понятно: зима на дворе, однако... пепел уж больно мелкий, не выветрен, хотя сама чувствуешь, какой тут ветер гуляет. Да и вот бутыль с водой - тоже не древность: этикетка свежая.