За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге
Шрифт:
— Как — какие угодно? — удивился Иван Андреевич. — И кирпич, и тес, и строевой лес?
— Вот именно, — улыбнулся Константин Матвеевич. — Даже краски, цемент, олифу и шифер. И все бесплатно.
— Без единой копейки? — не веря собственным ушам, переспросил директор школы.
— Без единой. Только сами возите со станции. А когда кончите строительство, пришлите отчет, сколько и чего израсходовали.
Иван Андреевич не выдержал, вскочил со скамейки и взволнованно затоптался на месте.
— Да что ж?.. Да тут… Да что же вы уговариваете
— Ты это про какое районо? — улыбнулся Кирилл Антонович. — Про заведующего, что ли?
— Ну да. У меня ж другого начальства нету.
— Тогда считай, что дело в шляпе. В районо и в райкоме партии мы уже были…
Едва машина Кирилла Антоновича скрылась за поворотом, как мальчишки и девчонки окружили Сережу.
— А правда, что папаня поправился? — с надеждой и сомнением допытывался Коля.
— А куда мы с Нюркой и Колькой будем ходить в пятый класс? В Мартьяновку или в Кедровку? — кричал через головы Митька.
— А почему Константин Матвеевич стал директором рудника? — теребил парня Петька.
Сережа заткнул уши пальцами и завертел головой. А потом взобрался на бревна и рассказал все по порядку.
Секретарь совхозного парткома Кирилл Антонович, объяснил он, в сопровождении Сережи и Константина Матвеевича, которого назначили директором рудника, с утра побывал в больнице. Потом беседовал в райкоме комсомола и в райисполкоме. А когда все дела были сделаны, заехал в Кедровку, захватил Ивана Андреевича с Яковом Марковичем и привез всех на пасеку. По постановлению райкома комсомола кедровские и березовские комсомольцы со следующего воскресенья объявлялись мобилизованными на строительство школьной фермы, а в селе начиналось строительство учебных классов и интерната. Ни в какую Мартьяновку Митьке с Нюркой и другим ребятам ходить зимой теперь было не нужно и морозить носы тоже.
— Значит, воскресенье комсомольцы придут сюда? — выслушав вожатого, спросил Лян.
— Ну да. Я уже объявил всем.
— А продуктами вопрос решен тоже?
Сережа как-то странно взглянул на мальчишку и вдруг хлопнул себя по голове.
— Эх! А про это-то я и забыл!
Торопливо взбежал на веранду, выхватил из пиджака записную книжку и с торжеством выложил из нее четыре бумажки.
— Понятно? — спросил вожатый. — Две красненьких и две синеньких!
— Ну да… А всего тридцать рублей, — подвел итог Коля. — Откуда они?
— Да откуда же? Ваши это! — радостно объяснил Сергей. — За камни, которые отослали на сувенирную фабрику. Ясно? И не тридцать, а сорок один рубль. Да! Одиннадцать рублей я отдал Митькиной сестре Варе, чтобы она, когда будет идти сюда с ребятами, купила крупы и хлеба.
Петька с Колей вытаращили глаза и не знали, что и сказать. Не зря, значит, трудились!
Молчали и другие. Слышно было только, как вздыхают от зависти девчонки. А Сережа между тем продолжал рассуждать:
— Этих денег хватит нам на целую неделю. А там вытащим из сараев и сдадим в утиль железо, прополем
Упомянув о заездке, вожатый вдруг осекся и посмотрел на мальчишек.
— Кстати, а вы его проверяли? А?
Мальчишки виновато развели руками:
— Да где там! Разве ж до того было?
Сережа укоризненно хмыкнул:
— А вот это, дружки, напрасно. Какая бы беда ни приключилась, а раз решили быть мужчинами, дело делать надо… Берите-ка ведро, айда к заездку!
О дарах заездка, Нюркином меде и о том, как друзья одолели вожатого
У знакомой протоки все было так же, как в тот день, когда мальчишки с Сережей строили плетень и кладку. Так же стояли вокруг в задумчивости деревья, так же звенела вода и шелестел тальник. Так же гудели и кусались проклятые комары. Шагая по тропе, Петька прикидывал, сколько может пойматься рыбы: «Хорошо, если бы в заездке было шесть или семь ленков… А если десять? Пятнадцать?»…
Расчеты спутал Лян. Он неожиданно остановился и поднял руку:
— Слышите?
Коля и Петька прислушались.
— А что? Журчит вода и все.
— Все? — улыбнулся маленький удэге. — А это тоже журчит? Вот: шлеп… шлеп… шлеп. А?
Коля испугался и отступил назад.
— Кто там? Медведь, как тогда на ручье? Да?
Лян усмехнулся и скомандовал:
— Пошли!
Эх! Видели бы городские мальчишки, какая замечательная картина открылась ребятам возле берега! Выскочив к кладке, Петька разинул рот и, что называется, задохнулся от восторга. Корзина заездка, как ему показалось, была доверху набита рыбой! Белые брюшки, красные плавнички, темные спинки и головы беспрерывно мелькали за зелеными прутьями, перемешивались и никак не позволяли пересчитать добычу. Некоторые еще не выбившиеся из сил рыбины подпрыгивали и пытались выбраться на свободу.
Лян разулся, прошел по бревнам и, усевшись на кладке, протянул руку к самой крупной рыбине. Она лежала в корзине, должно быть, уже давно, не билась, а только хватала воду ртом и жабрами. Маленький удэге схватил ее за голову, и, размахнувшись, шнырнул на берег.
— Толстолобик… Кладите ведро.
Таким же путем вытащил из корзины вторую, третью и всех остальных рыб. И каждый раз пояснял:
— Верхогляд… Видали, какие у него глаза?.. Ленок… Поняли, какой красивый? Амур… Это самая вкусная рыба наших речках…
Всего рыб набралось не сто и не двести, как ожидал Петька, а двадцать семь или двадцать восемь. Но в общем они весили, как прикинул потом вожатый, больше пуда и еле-еле вместились в ведро. Прикрыв добычу травой, Коля и Лян надели ведро на палку и двинулись по тропинке.
Так они и явились на пасеку: впереди Коля и Лян с ведром, а сзади Петька с толстолобиком на кукане.
Добычу сбежались смотреть все обитатели пасеки.
— У-ю-ю, какие крыкадилы! — пробуя пальцем зубы ленков, сказал Андрюшки.