За сроком давности
Шрифт:
— И надпись написал. — Клавдия ухмыльнулась. — А тебе не кажется, что ты упустила одну очень важную вещь? Даже не одну, а несколько.
— Какие?
— Первое — Вальдберг мог нам и не говорить, что Мамин тут. Но сказал. А Мамин взял и потопил человека, который его из дерьма вытащил. Мог ведь тоже не рассказывать про ту пьянку. Ну, допустим, что это он, щупленький, дунь — развалится, убил двух здоровых мужиков из-за женщины. Вора в законе прирезал, как поросенка, а второму шею свернул. Допустим, что так сильно в нем ревность взыграла. Но стал бы он после
— Но зачем тогда он солгал?! — не унималась Калашникова. — Зачем сказал, что не знает Шрама?
— Не знаю. — Клавдия пожала плечами. — Чего не знаю, того не знаю. В любом случае завтра утром — обоим повестки и обоих в Москву. А там разберемся.
— Завтра выходной, — напомнила Калашникова.
— Вот черт, придумали эти выходные! — в сердцах ругнулась Клавдия. — Ну, тогда в понедельник.
Гремя на стыках, электричка неслась к столице. Клавдия откинулась на спинку и закрыла глаза. Задремать, конечно, не получится, но хоть привести в порядок растрепавшиеся мысли…
ПОНЕДЕЛЬНИК
Он стоял у проходной, растерянно глядя на проходящих мимо людей и как бы извиняясь взглядом за свою не совсем подходящую для этого места одежду. Кто-то даже хотел сунуть ему в руку мелочь, думая, что он собирает на храм.
Клавдия заметила его еще издали. А монах даже не сразу узнал ее, когда она подошла к нему и остановилась напротив.
— Здравствуйте, Эдуард Артурович.
— Ну наконец! — Он несколько раз перекрестился и вдруг заплакал. — Ох, грех какой. Грех-то какой!..
— Что стряслось? Что с вами? — Дежкина схватила его за руку и потащила на вахту. — А ну перестаньте реветь! Как баба, прямо. Толком можете объяснить?
— Дежкина! — еще издали раздался торжествующий вопль Патищевой. — Взносы! Платить собираешься?!
Не обращая никакого внимания на монаха, она подскочила к Клавдии и загородила дорогу своим большим туловищем.
— Ну вот, теперь не уйдешь. Давай, плати. — Глаза Патищевой блестели от радости.
Клавдия подошла к ней, подманила к себе пальчиком, склонилась над ее ухом и вдруг со всей силы крикнула:
— Не буду!
С перепугу бедная Патищева отскочила к стенке и сшибла мусорное ведро.
— Пойдемте, брат Симон. — Клавдия Васильевна взяла его под локоть и повела в кабинет.
— Ну, что случилось? — спокойно спросила Клавдия, усадив его в кресло и налив стакан воды.
— Ох, грех какой взял на себя, ох, какой грех. — Монах выпил воду, половину расплескав на пол, и поставил стакан на стол. — Соврал я вам давеча, товарищ следователь. Простите, гражданин… гражданка.
— Госпожа. — Клавдия улыбнулась. — У нас теперь все господа.
— Неправду я вам сказал. Про того мужика
— А я знаю. — Дежкина улыбнулась. — Мне не привыкать. Мы потом у Мамина были, он нам все про тот день рассказал.
— Зато мне привыкать. — Симон немного успокоился. — Как же это у меня так получилось? Взял и соврал.
— Вы из-за этого сюда приехали? — Клавдия села за стол. — Чайку хотите?
— Да, если можно… Конечно, из-за этого. Вы как ушли в пятницу, меня прямо как по голове стукнуло. Как же это я мог сказать неправду? Я же обет давал. Я же монах! Я за вами на станцию бросился, а вас нет. Ну я в электричку прыгнул, и… Не догадался, что вы к Диме Мамину зайдете.
— Ну, мирянам это тоже не очень простительно. — Клавдия поставила перед ним чашку чая и сахарницу. — Так вы что, всю ночь тут под проходной простояли? Вас же арестовать могли.
— Не всю. Часов до двенадцати. А потом в Даниловский ночевать поехал. Там лепота, службу отстоял субботнюю и воскресную, каялся. А сегодня пришел пораньше, чтобы вас не упустить. Я ж не знаю, как вас найти.
— Ну зато мы знаем. Мы бы вас сами нашли.
— Я признаться вам хочу, Клавдия Васильевна. Я этого мужика помню на самом деле. Очень даже хорошо помню. Это Корыто. Как звать не знаю, врать не буду. Он к дяде Гене приходил несколько раз.
— Эдуард Артурович. — Клавдия вынула из стола ящика диктофон и поставила его на стол. — Вы не возражаете, если я буду записывать? Только сразу хочу предупредить, что, если вы согласитесь, эта запись будет фигурировать в деле как улика. Это ваши показания.
— Да, конечно, можете записывать. — Монах пожал плечами.
— Ну тогда можете говорить. — Клавдия нажала кнопку записи.
— А что еще говорить? Я все сказал. — Симон виновато улыбнулся. — А что еще?
— Как, все? — Дежкина от недоумения даже открыла рот. — Что, совсем все?
— Да.
— Ну хорошо, давайте по порядку, — сказала она, взяв себя в руки. — Скажите, а чего вы так испугались? Почему сказали неправду?
— Даже не знаю, как объяснить. — Симон опустил голову. — Я ведь вам говорил, что у меня с Машей Шилкиной было…
— Да, я понимаю.
— Ну вот, как-то — день рождения у кого-то был — она сильно выпила. Ну и Корыто стал за ней ухаживать. Откровенно так ухаживать, нагло. А она хохотала все время, в общем довольно безобразно себя вела. А под вечер вообще ничего уже не соображала. Ну, он ее в охапку и потащил к дяде Гене в сарай. А я ничего сделать не смог.
— Побоялись? — тихо спросила Клавдия.
— Побоялся, — закивал головой Симон, глядя себе под ноги. — И еще ведь себе не хотел в этом признаться. Он там ее в сарае… А я сидел с остальными, водку пил, шашлык ел, анекдоты рассказывал. Потом он вышел и остальным предложил воспользоваться. Ну тут Жорик вскочил и побежал. А я еще пошутил, что, дескать, надкушенное яблоко не ем. Ох, до сих пор вспоминать противно… Поэтому и соврал. — Он вдруг поднял голову и посмотрел Клавдии в глаза. — Не знаю, поймете или нет.