За тихой и темной рекой
Шрифт:
На «ты» они перешли как-то сразу, без каких-либо предисловий.
Врать атаману Белый не стал. Открылся, сколько мог. И не только потому, что Семён Петрович его ложь сразу бы раскусил. Без верной помощи как в городе, так и здесь, в пограничном посту, ему было никак не обойтись. Картавкин внимательно выслушал, погладил лысину и тяжело выдохнул:
— Ладноть, будем считать, что верительные грамоты получены. А потому, гость дорогой, давай будем есть. А заодно я тебе кое-чего покажу.
Семён Петрович опрокинул еще стопку водки, глянул через дверной проём— чем занята супруга, — задёрнул ситцевую занавеску, достал из кованого сундука самодельную
— Сами рисовали? Или кто помог?
— Сын мой, Витька. С дружком-китайчонком сделали. В мае. Что-то, конечно, уже не так, считай, два месяца прошло, но в целом — сходится.
Олег Владимирович внимательно исследовал схему укреплений. После чего задал вопрос, который давно вертелся на языке:
— Семён Петрович, сколько сможете продержаться в осаде? Если что.
— Два дня. От силы — три. Да только пусть сначала осаду-то устроят! — Картавкин толстым указательным пальцем тюкнул карту. — Вот здесь, справа по течению болото. Проходы знают только два человека. Я да Фрол. А Фролка у меня всегда под боком, — палец дальше пошёл кружить по карте. — С тылу ров. Там вода стоит. В два человеческих роста. Воняет. Целую неделю рыли. Ядрить её в дышло. Как только ходи полезут с этой стороны, мы сушняк подожжём. Из огня ход у них будет только один: в ров. Как пить дать, потонут. Берег крутой, им сразу не подняться. А мы тут им встречу из берданок приготовим, — рука Кар-тавкина сделала дугу над бумагой. — Остаётся только одно приемлемое место для нападения, со стороны дороги. Выставим усиленный пост. Продуктов и воды нам хватит дней на десять. Даже пятнадцать. А вот с боеприпасами туго придётся, если из города не подвезут.
— Не подвезут, Семён Петрович. И не надейся. Даже если сам поедешь и станешь уговаривать губернатора.
— Чего ж так?
— А того, что здесь никто не ожидает военных действий. Сидят беспечно. Даже полки свои в Приморье перевели, оголив город. Так-то вот.
— В столице ожидают, а здесь нет? — вспылил атаман. — Так, что ли, выходит?
— В Петербурге тоже… не верят, — грубовато ответил Белый. — Если тебе так спокойнее.
Картавкин несколько минут помолчал, после чего произнёс:
— А может, пронесёт?
Атаман посмотрел на чиновника так, будто от того зависело всё на этой грешной земле.
— Может, и пронесёт, — протянул Олег Владимирович. И тут же добавил: — Только сильно сомневаюсь. В городе, насколько я понял из проверки, регулярного войска осталось пшик. В каждой части только тыловые роты, да штабисты. Идеальное время для нападения. Так что жди беды, Семён Петрович. Думаю, на той стороне тоже не дураки, и про особенности твоей местности им хорошо известно. А потому, скорее всего, они сначала тебя блокируют, отрежут от Благовещенска, будут брать измором. Вот такие дела.
— Ладноть, разберёмся как-нибудь. — Семён Петрович провёл рукой по лысой голове. — Только б дней за десять подмога пришла. Иначе нам… Сам понимать должен.
Картавкин снова наклонился над картой:.
— Вот сюда, сюда и… туточки я поставлю орудия.
— У тебя же артиллеристов нет? — вспомнил Олег Владимирович.
— У меня
— Это после чего ты докумекал? — заинтересовался Белый.
Казак поднялся, достал из буфета плат с зерном, положил перед гостем на стол.
— А вот после этого.
— И что там? — Олег Владимирович смотрел на платок с недоумением.
— Рис.
— Не понял.
Семён Петрович снова склонился к собеседнику.
— Я же говорил. Имеется у меня свой человечек среди китайцев. Верный человечек. У него хунхузы всю семью вырезали. Считать он не умеет, но смекалка — во! Не догадался?
— Правду сказать, нет.
Картавкин развернул платок и вывалил зерно на стол.
— А вот он догадался. Одна рисинка — один хунхуз. Я пересчитал и теперь знаю, сколько их собралось на том берегу.
Олег Владимирович прикинул на глаз:
— Тысяч семь?
— Девять. А риса без малого четверть пуда. Для ходи — целое состояние, — атаман разворошил зерно. — Полдня считал. Вместе с Анной Григорьевной.
— Когда к тебе пришли эти данные?
— Чего?
— На какой день у них набралось такое количество людей?
— На середину июня. Он у меня был восемнадцатого. То есть пять дней назад.
— А Киселёв до сих пор уверен, что их пять тысяч, — задумчиво произнёс Белый. — И руководство города новыми сведениями не владеет.
— Я кое-что попридумывал, для незваных гостей… Ещё по одной? — Атаман взялся за бутылку, но Белый остановил его.
— Нет, Семён Петрович, давай сначала проветримся. — Белый с трудом поднялся с лавки. — Больно самогонка убойная: голова светлая, а с ног валит.
Олег Владимирович подошёл к двери, выглянул в сенцы.
— Кучера моего куда пристроили?
— За Архипа не волнуйся. Имеется у него здесь лежбище. Он же из местных. Утром станет пред тобой, аки конь перед травой.
Они прошли тропкой к сараям, после чего по скользким брёвнам лестницы спустились к реке. Дождь закончился, и теперь Белого слегка знобило от свежего ветерка. Амур тихо, лениво поплескивал, нёс свои воды в неизвестную даль, про которую у Белого имелись весьма смутные, почерпнутые ещё в Петербурге, представления. Олег Владимирович наклонился, поднял с земли круглый, отшлифованный временем и водой камень-голыш и запустил в реку. Тот, дважды ударившись о тёмную поверхность воды, с лёгким всплеском ушёл в глубину.
— Красивая у вас река, — Белый кивнул на противоположную сторону.
— Вот это точно. — согласился Семён Петрович. — Мощи Амура может только Волга позавидовать. Да и то не сравнится. Не зря ведь говорят, мол, Волга — матушка, а Амур — батюшка. Батюшка, значит мужик. А мужик — то завсегда сильнее бабы. А наш, так и вовсе. — атаман наклонился, чтобы ополоснуть лицо. — Это здесь не больно широк, а в низовьях море, берегов не видать. Весной норов показал, зверем проснулся…
— Зверем проснулся? — переспросил Белый.