За тридевятью морями
Шрифт:
– Да, Миша. Как всегда, к дому утречком.
– А сейчас, Отари Андросович, я могу быть свободен?
Грузин уже загородил собой дорогу Марии, которая вынуждена остановиться.
– Да. Конечно. Гуляй до завтра.
В это время водитель, которому пришла в голову идея, быстро идет от машины к грузину.
– Что еще, Миша?
– Отари Андросович, извините меня ради бога, но выручите меня до завтра. В ЦУМе куртки финские продают, «аляски», такие с капюшоном, знаете. Мне двухсот рублей не хватает. Одолжите, пожалуйста, до завтра.
Грузин опешил на мгновение,
– Нет вопросов! Пожалуйста!
Водитель спокойно кладет деньги в карман.
– Вы очень щедрый, Отари Андросович! Спасибо Вам большое. Завтра верну.
Грузин наклоняется к водителю и говорит тому шепотом на ухо:
– Молодец! Уважаю!!!
Водитель садится в машину и уезжает навсегда. Грузин протягивает Марии цветы, но та от них увертывается.
– Казаться доступной, но быть недотрогой, вот верх совершенства!
– Я кажусь Вам доступной?
– Дэвушка! Вы меня сразили наповал! Я у Ваших ног! Примите мой скромный букет! Только одно Ваше слово и такие букеты будут у Вас под окном каждое утро! Меня зовут Отари. Я к Вашим услугам!
– Но я не к Вашим!
Мария обходит грузина, но тот, не отставая от девушки, следует за ней по пятам…
За столом, застеленным зеленой скатертью, сидят шесть членов бюро во главе с Секретарем Райкома комсомола. Секретарь смотрит на часы.
– Так. Сколько там еще у нас осталось пропустить?
– Пять человек, – отвечает ему один из членов бюро.
Секретарь шепотом считает:
– Пять на десять. Пятьдесят. Мне в 15 часов надо быть в Горкоме партии. Опаздывать нельзя. Какие будут предложения? Переносим их на другой день? Неудобно. Они готовились.
– Может, запустим всех, кто остался, сразу? – предлагает другой член бюро.
Секретарь обводит свои суровым взглядом все членов бюро:
– Возражений нет? Давайте. Заводите остальных.
Член бюро, что сидит ближе всех к двери, выходит в коридор и приглашает на ковер разом всех оставшихся школьников и говорит Ершову:
– Заканчиваем. Скоро займемся тобой.
Ершов негодующе, молча, не удостаивая его внимания, отворачивается от райкомовца и уставился в окно, прошептав сквозь зубы:
– Щенок!
Через пятнадцать минут пятеро новоиспеченных комсомольцев со значками и членскими билетами в руках выходят из кабинета. Член бюро махом руки зовет Ершова, приглашая его пройти в кабинет:
– Причесался бы!
Ершов, пригладив волосы ладонью, вразвалочку входит в кабинет.
– Садитесь, товарищ Ершов, – Указывает ему Секретарь на стул для принимаемых в комсомол, стоящий в торце стола, за которым сидят райкомовцы.
– Спасибо, – Отвечает Владимир и садится на стул. Члены бюро устремили на Ершова свои ничего не обещающие ему хорошего взгляды. А Секретарь, наклонившись к члену бюро по его левую руку, спросил:
– Какое у нас дело к комсомольцу Ершову?
Другой член бюро, услышав это, встает, подходит к Секретарю и говорит ему на ухо:
– Письмо.
Секретарь
– Ах, да! Так. Вы, товарищ Ершов, только что вернулись из служебной командировки в Республику Куба? Верно?
– Да.
– Вы женаты на кубинке и у Вас есть ребенок.
– Женился на кубинке. И ребенок есть.
– Вот мы и хотим Вас спросить, почему Вы, комсомолец, так ведете себя в быту?
– Как я себя веду? Конкретно.
– Конкретно? Пожалуйста! Измываетесь над своей женой, третируете ее, рукоприкладствуете, не уделяете никакого внимания ребенку. Привезли девочку себе с Кубы и теперь над ней измываетесь!
– Что-о-о? Третирую? Я измываюсь? Я? Над своей женой? Да Вы что несете? Вы что тут все с ума посходили? Откуда такие наговоры, эти бредни?
Один из членов бюро, как будто только этого и ждал, вскакивает и гневно мечет словесную тираду в Ершова:
– Ну и ну! Наши слова для него бредни. Нет, Вы все слышали? Как, да как Вы себя ведете в Райкоме комсомола? Вот! Он даже здесь себе такое позволяет! Мы здесь несем… Гнать его в три шеи из комсомола!
– Ершов! – поддержал своего коллегу другой член бюро, – Если Вы не прекратите так выражаться, мы с Вами поговорим по-другому. Хотите расстаться с комсомольским билетом? Мы Вам это устроим. И из армии Вас выставят в два счета.
– Я буду защищать свою честь, достоинство и имя где угодно. Перед Вами, в Горкоме комсомола, в ЦК ВЛКСМ, в суде! Все соседи подтвердят, что я люблю свою жену и ребенка и забочусь о них. И, если я тут что-то грубо высказался, сказал грубо, извините, конечно. Ну, не было ничего такого! Хотите приведу к Вам сюда свою жену, родителей. Не будет же мой отец, уважаемый человек, Вас обманывать? Или Вы ему тоже не поверите?
Пылкая, эмоциональная речь Ершова производит впечатление на Секретаря и на членов бюро, которые попрятали глаза и уткнулись в свои бумажки. Двое членов перешептываются. Секретарь в задумчивости теребит листочки бумаги и начинает укладывать их в папку. В кабинете устанавливается тишина.
– Хорошо, Владимир, э… Владимир? – Секретарь смотрит в бумаги.
– Максимович. Владимир Максимович. Кто Вам мог такое на меня наговорить? Как это не порядочно. Это чудовищно. Так оклеветать человека!
Секретарь негодующим взглядом окидывает по очереди всех райкомовцев:
– Мы верим Вам, Владимир Максимович! Если Вас кто-то пытается оклеветать, опорочить, мы с этого человека спросим со всей строгостью и ответственностью. Но не дай Вам, как говорится…, если Вы нам здесь говорите не правду! Мы тогда проведем расследование, и для Вас, если факты подтвердятся, может все очень плохо закончится. Мы думаем, то есть, мы уверены, что советский офицер, комсомолец, должен быть, вернее сказать, и на самом деле хороший семьянин и любящий, заботливый муж и отец. Мы Вас не задерживаем больше. Держите высоко марку и честь комсомольца и готовьте себя уже сейчас к вступлению в КПСС. А для этого Вы должны быть активны, инициативны, дисциплинированны, честны, верны заветам Ильича. Всего хорошего!