За тридевятью морями
Шрифт:
– Всего хорошего!
Как только Ершов вышел из кабинета Секретарь напускается прежде всего на того члена бюро, который напоминал ему о подметном, как оказалось, письме.
– Вы что мне здесь…
– Есть письмо. Сигнал, так сказать. Мы посчитали должным на него отреагировать.
– Отреагировать. От кого письмо? Почему мне его не показали?
– Не хотели загружать, утомлять Вас.
– От кого письмо? Еще раз Вас, Голубев, спрашиваю!
– От какой-то Елены Быстровой.
– Вот именно от какой-то! Телефон, адрес
Владимир стоит около высокого, стройного часового в аксельбантах. Солдат цепким натренированным взглядом сверяет фотографию в документе с лицом оригинала и, захлопнув паспорт, возвращает его владельцу. Козырнув, пропускает Ершова в Генштаб.
В коридоре открывается дверь одного из кабинетов. Из нее выходит полный генерал-майор и бежит потный мимо Володи. Ершов, нервничая, прохаживается по коридору. Идущий мимо Владимира генерал-лейтенант приветствует его кивком головы. Володя, став по стойке «смирно» тоже ему кивает в ответ. От неожиданности, что с ним первым здоровается генерал, как-то растерянно и робко. Вскоре и Ершова приглашают за дубовую дверь, где его встречает полковник с золотой заколкой для галстука и широкой золотозубой улыбкой:
– А, женатик! Заходи! Заходи! Заждались. Садитесь. Тут, значит, такое дело. Отгуляли отпуск?
– Отгулял.
– Мы подумали… Поскольку в Москве сейчас нет потребности в переводчиках испанского языка…
Удивлению Владимира нет придела:
– Как так нет? В Москве и нет?
– Так! Нет! Сейчас нет!
– Я из Москвы никуда не поеду! Я – москвич.
Полковник багровеет и подскакивает на стуле:
– Поедите, лейтенант! Как миленький поедите! Куда пошлем, туда и поедите! Куда Вы денетесь? Присягу давали? Давали! Или желаете под военный трибунал? За дезертирство? Очень даже можем устроить! В Норильск тебя…
– Вас.
– В Норильск Вас, конечно, нельзя послать. Хотя следовало бы.
– Это почему следовало?
– Получили мы Ваше послание, в котором Вы клевещете на уважаемого генерала.
– Понятно. Клевещу?
– Клевещете. Но товарищ генерал на Вас не в обиде. Возможно, Вы его с кем-то спутали или номер машины по ошибке не тот указали. Это хорошо, что Вы так реагируете на неприглядные вещи, которые, к сожалению, имеют у нас место иногда быть. Но уж Вы если решили на кого пожаловаться, то называйте фамилию, конкретно. А так все голословно. Очернительством это называется. Вот как! Бездоказательным очернительством!
– Понял.
– Итак, на север мы Вас не пошлем. Там Ваша теплокровная супружница всё себе на свете отморозит. Короче, поедите, дружок, в Туркмению. В Янгаджу. Счастливо! В добрый путь!
Мария, Володя и их сынишка едут в поезде, идущий в Ашхабад. За окнами бурханы, сопки. В плацкартном вагоне жарко, душно. Мария поит Энрике водичкой из бутылки. На соседних сиденьях и полках разместилась многодетная семья туркмен в национальной одежде. Туркменчата с визгом носятся по вагону. Вперед-назад. Вперед-назад. По проходу протискивается русская бабка и предлагает пассажирам конфеты на палочках из топленого сахара:
– Кому петушки, курочки и прочие фигурочки?
Детишки жалобно смотрят на мать, на бабку, на сахарные конфетки, глотая слюньки. Но мать от них отмахивается. Мария достала из сумки пакетик с карамельками и дает по конфетке двум ребятишкам. Тут же к ней подлетели еще четверо сорванцов с протянутыми ручонками:
– Дай! Дай! И мне!
Пакетик с конфетами быстро пустеет. Володя надувает ртом пустой пакетик и хлопает им о ладонь. От звука взрыва все вздрагивают. Мария замахнулась на Володю кулачком:
– Тише ты! Что делаешь? Ребенка напугаешь!
Володя, съежившись, развел руками, мол, все, больше ничего в пакете нет и, скомкав, выбрасывает пакет в открытое окно.
– Зачем соришь?
Володя стыдливо опускает глаза.
– Больше не буду, Мария!
А туркменка детально и внимательно рассматривает Марию своими добрыми карими глазами:
– Ты кто, девонька?
– Я кубинка.
– То-то я смотрю ты какая-то не такая. Не нашенская, хоть и смуглая. Кубинка? Это с Кубы что ль? Это там, где Фидель Кастро живет? Да?
– Да, оттуда.
– Далеко же Вас угораздило! И ребеночек тоже кубинский?
– Это наш, общий!
– А Вы военный?
– Военный. Как Вы догадались?
– А если русские здесь, то в основном военные. И куда путь держите?
– В Янгаджу. Служить.
– Ах, в Янгаджу. Тогда туда добираться ой сколько! А мы вот в Ашхабад возвращаемся. А Янгаджа-это «Пойдешь-не вернешься», если по-русски. Знаете?
– А как же! Кто ж Янгаджу не знает?! – подыгрывает ей, шутя Владимир.
– А мы всей семьей домой. Перестань! – Мамаша ударяет по руке настырного пацаненка, усердно ковыряющего пальцем в носу.
На вокзале в Красноводске семью Ершовых встречает сержант с открытым «ГАЗ-69» из воинской части. Владимир и Мария знакомятся с водителем Сергеем, который грузит вещи в машину и даже крепит веревками два чемодана сзади за сиденьями.
Водитель в выцветшей на солнце и пропитанной потом форме, в широкополой тоже светло зеленой выгоревшей панаме с красной звездой везет семью Ершовых по пыльной дороге среди песков. На лицах Марии и Володи уныние. Шофер оказался и веселым, и разговорчивым.