За тысячи лет до Рагнарека
Шрифт:
— Первый раз мы сражались не в настоящем бою, — возразил Одрик, — а второй раз ему помогла Амала — не кидаться же мне на нее с мечом? Третий раз я не подведу.
— Третий раз, — усмехнулся Марон, — что же, может вам и приведется еще раз скрестить клинки, но вряд ли это произойдет скоро. Тейну осталось меньше года, чтобы привезти олово Борию. Думаю, он станет искать его в Альбе, а значит поплывет на запад.
— Я могу отправиться за ним! — сказал Одрик, но Марон лишь покачал головой.
— После твоего провала в Озерном краю, — сказал он, — если ты потерпишь неудачу еще в незнакомой тебе земле и это выйдет наружу…нет, я не могу так рисковать. Ты
— На восток? — недоуменно спросил Одрик, — но почему?
— Потому что я не могу допустить, чтобы мой сын отсиживался дома, пока наследник Скадвы ищет подвигов, — прогремел Марон, — если он поплывет в Альбу, то ты отправишься в земли своей матери и вернешься оттуда славным воином — или не вернешься вообще.
За спиной Одрика послышались шаги и, оглянувшись, он увидел двух степняков — в высоких шерстяных шапках и куртках из вареной кожи, с нашитыми бронзовыми пластинами. Оба мужчины коротко поклонились королю и королеве, после чего застыли у входа.
— Эти воины — молочные братья Вораха, моего младшего брата, — сказала Баркина, — он правит сейчас одним из родов Клана Волка и не откажется принять родича в своем становище.
— Еще бы он отказался, — хмыкнул Марон, — откуда он берет олово для своей бронзы? У тебя славный меч, сын, пусть железо и не в чести в наших краях. Настала пора окропить клинок кровью — и вернуться домой героем во главе конной орды. Если дело дойдет до войны, всадники с востока нам пригодятся — если, конечно, ты сможешь завоевать их доверие.
— Я сделаю, что смогу отец, — мотнул головой Одрик, — клянусь, что кровью смою свой позор.
— Посмотрим, — сухо сказал Марон, — твой конь ждет тебя у ворот. Ступай.
— Пусть Сунна озаряет твой путь, — добавила Баркина, — передавай привет Вораху.
Одрик помялся, словно ожидая, что родители добавят, что-то еще, но, наткнувшись на холодный взгляд Марона, склонил голову и вышел вон, в сопровождении кочевников. Когда их шаги стихли снаружи, Баркина подняла взгляд на мужа.
— Не мне оспаривать твое решение, — сказала она, — и все же…не слишком ли много стараний ради какой-то наглой девки, к тому же еще порченной.
— Озерный Край — сердце наших земель, середина торговых путей, — сказал Марон, — туда стекаются янтарь и меха с севера, кони с востока и разные товары с юга. Даже сам Борий не понимает, каким сокровищем он владеет. Я завладею его землями, объединив их с Рудогорьем, выжгу скверну лесных ведьм, сокрушу морских разбойников Скадвы и раздвину границы своих владений до самого моря. В чертоги Диуса я войду как величайший правитель к северу от земли Хатти — и если ради этой цели мне понадобится свести Одрика хоть с десятком распутных девок с севера — пусть будет так.
— А если у тебя не получится? — спросила Баркина, — если сын короля Скадвы все же вернется со своим оловом?
— То ему недолго останется праздновать победу, — перебил ее Морон, — зря, что ли я отправил старшего сына договариваться с твоими сородичами? Если я не получу Озерный Край через брак, значит я заберу его войной.
Дикая Охота
Дни становились короче, а ночи все длиннее, пока ветра, налетавшие с севера, приносили дожди и холод. Леса Озерного Края уже оделись в наряд из красно-желтых листьев, а по утрам вода на озерах все чаще подергивалась хрусткими льдинками. Студеное дыхание зимы чуялось все сильнее — и звери в густых лесах обзаводились теплым мехом, завидной добычей,
На поляне слышался громкий смех и оживленные разговоры, пока воины в шерстяных туниках и плащах из волчьих шкур бронзовыми кинжалами разделывали пойманную дичь. Посреди поляны на огромном костре жарился освежеванный и выпотрошенный олень, насаженный на вертел целиком, здесь же запекались в золе медвежьи лапы, начиненные диким чесноком. Неподалеку от костра лежали окровавленные звериные шкуры, а к сучьям одного из деревьев, с уже облетевшей листвой, прикреплены большие оленьи рога — еще один трофей сегодняшней охоты. Рядом с этим импровизированным идолом висела часть охотничьей добычи — как жертва Герну, Богу Зверей, обитающему в глубине чащи. Всю поляну покрывали лужицы еще дымящейся крови и расплавленного жира, в воздухе висел густой смрад горящей шерсти, жареного мяса и сладковатый дух крови.
— Клянусь Герном, это была славная охота, — проревел Борий, — пусть Боги Леса взамен за наши подношения пошлют нам мягкую зиму!
Король Озерного Края сидел у входа в шатер из оленьих шкур, крепкими желтыми зубами терзая полусырую ляжку молодой лани, не обращая внимания на кровь и жир, стекавший по его бороде. От собственных воинов его отличал лишь тяжелый плащ из куньих шкур, скрепленный золотой фибулой, да золотой же браслет с алыми рубинами на запястье. В остальном он ничем не отличался от других охотников — сегодня он лично, не скрываясь за спинами дружинников, загнал и убил медведя, а сейчас вместе со всеми хохотал над грубыми мужскими шутками, терзая зубами плохо прожаренное, капающее кровью мясо и запивая его целыми мехами прихваченного с собой южного вина.
Оторвав кусок мяса, Борий швырнул обглоданную кость в огонь и расхохотался.
— Пусть никто не говорит, что я не щедр к здешним духам!
— Лесами, как и всей землей, правит Нерта, отец — голос Амалы был настолько сладок как мед, так что даже самый тугой на ухо мог бы уловить в нем насмешку, — ей потребуется что-то посущественнее, чем объедки — пусть даже и с королевского стола.
Борий хмуро посмотрел на дочь: обычно женщин не брали на охоту, но на принцессу, единственного ребенка короля, некоторые запреты не распространялись. Она твердо правила лошадью, загоняя дичь, умело орудовала копьем и бронзовым ножом и послушно держалась позади, когда охотники выходили на след действительно опасного зверя. Ее плечи сейчас прикрывала легкая шубка из лисьих шкур, голубые глаза блестели как от выпитого вина, так и от азарта недавней охоты.
— Я отдал богине достаточно, — поморщился Борий, — еще в день Равноденствия, когда ты мне навязала этого… зятя. А что до сегодняшней охоты — можешь сама выбрать подношение, что, как ты считаешь, умилостивит богиню.
Амала шальными глазами оглядела собравшихся — и смех с шутками невольно стихли: все хорошо знали, каких жертв порой требует богиня от своих служительниц — а ведь Амала свое первое кровавое подношение совершила совсем недавно. И не у одного охотника сорвался с губ невольный вздох облегчения, когда Амала указала глазами на одну из подвешенных в лесу туш — молодую важенку с перерезанным горлом. Шерсть на окровавленной морде свалялась; большие, напоминающие человеческие глаза смотрели на людей с молчаливым укором. Борий проследил за взглядом дочери и молча пожал плечами.