За тысячи лет до Рагнарека
Шрифт:
— Это все равно ничего не меняет, претан, — бросил он Бриндену, когда тот изъявил желание войти в число двадцати человек сопровождающих Сарси, — ты можешь отдать там почести, можешь вернуться к морю — и ничего больше. Алиру ты все равно не получишь.
Бринден лишь пожал плечами в ответ. Не стал спорить и Тейн, положившись на слово своей странной подруги, что он не пожалеет об этом походе. Они выбрали двадцать человек — по десятку от каждой дружины, после чего двинулись на север. Сейчас же они шли вверх по реке, где густые леса все чаще сменялись полями и редкими поселениями. Чем дальше они продвигались на запад, тем чаще Тейн замечал, что местные все с большей охотой кланялись жрице Альбис, нежели Колю. Судя по всему, выше по течению начинались владения иного властелина,
Дни становились все короче и последние листья уже опадали в лесу, когда, наконец, их путешествие закончилось в очередном поселении на южном берегу реки. Там путники оставили лодки и двинулись на юг по неожиданно широкой дороге петлявшей в чаще. Но, не успели они сделать и ста шагов, как в лесу послышался громкий шорох и из чащи вылетело несколько стрел, целивших явно в Коля. Две стрелы чиркнули по его панцирю, не причинив вреда, еще одну стрелу он отбил щитом, однако костяной наконечник все же царапнул его по руке, оставив кровоточащую ссадину. Несколько воинов Коля кинулись в чащу, но резкий оклик старого короля вернул их на место.
— Легче поймать лунный свет решетом, чем тех, кто пустил эту стрелу, — проворчал он, — вокруг леса и болота, в которых ничего не стоит пропасть. В следующий раз следите лучше!
С этими словами он зашагал вперед, время от времени встряхивая рукой, будто ссадина на запястье причиняла ему боль. Тейн поднял с земли одну из стрел, — на уже знакомом ему плоском костяном наконечнике виднелась густая вязкая масса. Он посмотрел на Сарси, но та лишь пожала плечами и зашагала дальше.
Очень скоро стало заметно, что каждый шаг дается Колю все с большим трудом: его рука распухла и покраснела, из раны сочились кровь и гной, на лбу выступили капельки пота. Однако он упрямо шел по дороге, постепенно уходящей в гору, раздраженно отругиваясь на просьбы собственных воинов немного отдохнуть.
— Жрицы Белой Кобылы исцелят мою рану, — говорил он, — только бы успеть до темноты.
Однако Тейн заметил, сколь тревожным стал взгляд Альбис, когда она осмотрела рану короля. Найдя несколько трав, она разжевала их в вязкую массу и приложила их на злополучную царапину, однако не было похоже, чтобы королю от этого стало легче.
Уже темнело, когда они вышли из леса, оказавшись перед высоким холмом, поросшим густой травой. На склоне красовалось выложенное битым мелом, засыпанным в неглубокие траншеи, огромное изображение белого существа, могущего быть и собакой и лошадью и любой иной четвероногой тварью. Там где у непонятного существа находилась голова горел костер, а возле него стояли три женщины, в таких же одеяниях, как у Альбис и с такими же лунницами на шее. Лица их покрывали синие татуировки, где растительный орнамент сливался с изгибающимися телами разных зверей в единый замысловатый узор.
Самая старшая из женщин, — не в серебристом, но в черном одеянии, держащая в руках длинный жезл, увенчанный рогатым черепом, — слабо улыбнувшись, шагнула вперед. Коль подался вперед, явно собираясь что-то сказать, но пристальный взгляд жрицы был устремлен не на него — темные глаза смотрели только на Сарси.
— Приветствую тебя, дщерь моря, — сказала она, — Андрасте не терпится встретить тебя.
Колебатель земли
Лошадь под ним убили почти сразу после начала боя: какой-то ахеец метнул копье с колесницы и Одрик спасся лишь тем, что поднял коня на дыбы. Бронзовый наконечник пробил шею скакуна и тот, жалобно заржав, повалился на землю, хрипя и брызжа кровью. Одрик успев соскочить на землю, рывком выхватил из ножен меч и метнулся вперед. Какой-то молодой воин, с искаженным от ярости лицом, кинулся на него и наследник Рудогорья отбив его выпад, вонзил клинок прямо меж горящих яростью глаз.
— Тиус! — закричал Одрик, тут же скрестив меч с новым врагом — кровь для Бога Клинков!
Мало кто его услышал — множество людей вокруг кричало не менее громко: призывая или проклиная своих богов,
На колеснице, запряженной четверкой боевых коней, носился Хектору, столь же неистовый и смертоносный, как и в первый день битвы. Каждый его выстрел из лука, каждый бросок копья вырывал из рядов живых хотя бы одного ахейца и в образовавшуюся брешь с громкими воплями устремлялись троянцы, жестоко рубясь с ненавистным врагом. А Хектору несся дальше: рот, обрамленный черной бородой, кривился в кровожадной улыбке, глаза горели жаждой убийства.
Рядом с ним послышался вдруг топот копыт и из гущи битвы вынырнула иная колесница, запряженная черными, как ночь, конями. Столь же черными были и доспехи всадника, с изображением муравья на нагруднике и уродливым шлемом в виде муравьиной головы. Хектору, узнав противника, издал яростный клич и, в избытке чувств, хлестнул плетью своего возницу Кебриона, чтобы он развернул коней к новому воину. Тот же с воинственным криком носился по полю брани, убивая всех на своем пути. Завидев Хектору мирмидонянин, раскрутив пращу, метнул камень — и Кибрион с пробитой головой рухнул на землю. Всадник, издав громкий смех, выставил вперед копье, и ринулся на Хектору, пытавшегося одной рукой справиться с управлением конями. Ему это удалось как раз, когда его враг метнул копье — лишь его искусство возницы позволило Хектору отклонить колесницу. Бешено вертящиеся колесные оси разминулись от силы на ширину ладони, а в следующий миг Хектору ударил копьем и всадник в черных доспехах повалился на землю. Из его пробитой шеи потоком лилась кровь, на губах пузырилась алая пена.
— Ахиллес мертв! — вскричал Хектору и радостный вопль пронесся по троянскому войску. Троянский полководец соскочил на землю и, подбежав к убитому, сорвал шлем. На него глянули мертвые, широко распахнутые карие глаза на красивом лице юноши, почти мальчика. Длинные каштановые волосы рассыпались по земле, пачкаясь в кровавой грязи.
— Это не Ахилл! — крикнул Хектору, отворачиваясь от мертвого и вскакивая на колесницу, — он нарядил мальчишку в свои доспехи и отправил воевать вместо себя. Где этот трус?!
В ответ ему раздался вопль — столь громкий, что разом перекрыл все прочие звуки битвы; столь дикий и страшный, что, казалось, это кричат чернокрылые боги смерти, вырвавшиеся из подземного мира, чтобы принять участие в битве. В следующий миг ахейское войско расступилось и вперед шагнул полуобнаженный гигант в набедренной повязке из львиной шкуры. Голубые глаза глянули на Хектору и тот невольно вздрогнул от читавшейся в этом взгляде нечеловеческой ненависти. Но не только царевич содрогнулся от вида Ахиллеса: впервые троянцы увидели его без скрывающего лицо шлема и ужаснулись от подлинного обличья царя мирмидонян. Идеальные черты портило жутковатое уродство, лишившее Ахилла губ: вместо них его рот обрамляли плоские роговые пластины, покрытые мельчайшими чешуйками, как у змей или ящериц. Великолепно сложенное тело также покрывала грубая, словно ороговевшая кожа, неприятного сероватого цвета. В одной руке он держал длинное и тяжелое копье, что больше бы подобало сказочному великану, чем обычному человеку; в другой — блестящий бронзовый щит с изображением черного муравья. С кожаного пояса, украшенного золотыми бляшками, свисал острый меч.
Вот приоткрылся жуткий рот и в нем блеснули острые, как у акулы, зубы.
— Не было у меня человека, ближе моего побратима Патрокла, — Ахиллес говорил вроде и не громко, но странным образом его голос отдавался во всех концах поля боя, — никого в жизни я не любил так как его. Тысячи троянцев заплатят своими жизнями за его смерть — и начну я с тебя, Хектору. Спустись с колесницы и умри как мужчина.
— Если я и умру, то смертью достойного мужа, — с достоинством ответил царевич, — а вот кем умрешь ты, порождение Бездны? Я ошибся, приняв твоего друга за тебя — сейчас же я исправлю свою ошибку.