За все грехи
Шрифт:
Томмазо уже представляет, как будет развиваться разговор, и прокручивает в голове необходимые слова и жесты.
С таким типом, как Пьетранджели, нельзя импровизировать, говорить общими фразами или продавать ему воздух. Он немедленно потребует раскрыть все карты и поймет, что ты блефуешь, еще раньше, чем ты об этом подумаешь.
Но на этот раз Томмазо не допустит ответных ходов: не позволит себе ошибиться. Подобные сделки никогда ему не нравились, но если посмотреть объективно, это та же дипломатия – только завуалированная.
Он
Над сиденьем загорается лампочка. Томмазо пристегивает ремень безопасности. Через несколько минут он приземлится в Лондоне. Пусть Бог пошлет ему удачу.
Линда не разговаривала с Томмазо уже четыре дня. Разумеется, он написал ей несколько эсэмэс-сообщений, но услышать его голос – это совсем другое, это помогло бы ей выбраться из болота депрессии. Он сказал, что собирается за границу в командировку, и она и думать не смеет о том, чтобы его беспокоить.
Поэтому в шесть часов вечера ей ничего не остается, как свернувшись калачиком на диване и обняв подушку, ждать, что произойдет чудо. Если бы у Линды была хотя бы собака или другое животное, она могла заботиться о нем и ей было бы не так грустно. Хотя, если здраво подумать, может, даже лучше, что нет живности: не то за эти дни, когда Линде было не до чего, это существо бы умерло с голоду. Во время ее раздумий звонит телефон. На дисплее высвечивается незнакомый номер с международным кодом. Наверное, это он!
– Алло?
– Линда, это я.
У Линды льются слезы водопадом – но на этот раз это слезы радости.
– Але, это ты?! – только и может вымолвить она.
– Да. Не плачь. Ну, пожалуйста!
– О боже, скажи, что с тобой все в порядке, что ты жив!
– Ну, если я с тобой разговариваю, то скорее жив, чем мертв, как ты считаешь?
И он еще может шутить!
– О, Але!
У Линды начинается истерика, она рыдает, всхлипывает, на мгновение ей кажется, будто она не понимает, где находится.
– Что с тобой случилось? Куда ты пропал?
– Послушай, у меня мало времени.
Алессандро говорит тихо, и кажется, что он очень устал.
– Я позвонил тебе, чтобы сказать, что со мной все в порядке. Меня похитили, я провел десять дней в тюрьме, но сейчас я на свободе и нахожусь в посольстве.
– Ты не шутишь? Скажи, что это правда!
– Да. Кажется, вмешался какой-то серьезный перец из Италии. Похоже, были проведены секретные переговоры – по крайней мере, так мне сказали, когда отпускали.
Линда молчит – кажется, она кое-что поняла.
– Но ты ведь вернешься, правда? Пожалуйста, скажи, когда… скоро?
– Не знаю. Это вопрос нескольких дней.
Алессандро кто-то зовет.
– Мне пора. Пока.
– Пока, Але.
Линда кладет телефон на диван, резко встает и начинает смеяться,
Линда несется, нарушая правила: обгоняет машину на участке с двойной сплошной линией, как безумная жмет на газ и сигналит в жилой зоне.
Интересно, дома ли Томмазо?
Линда надеется, что он дома, и ее не волнует, если дверь откроет Надин: сейчас она слишком счастлива, чтобы думать о чем-либо. Она подъезжает, ворота виллы открыты. На бешеной скорости несется по аллее, резко тормозит, выключает двигатель, выходит из машины и бежит к широкой входной лестнице. Томмазо – на террасе, и кажется, что он ее ждал. Линда взбегает по ступенькам, сердце клокочет в горле, ноги дрожат.
Он идет к ней навстречу, сдерживая улыбку.
– Это ведь сделал ты, правда?
– Ну, в некотором роде, – кивает Томмазо, открыто улыбаясь. – Как-нибудь я расскажу тебе, как мне это удалось.
Они оба понимают, что в этой фразе звучит обещание. А может, и нечто большее.
Он притягивает ее к себе и пылко обнимает. Услышав шум, Надин хочет выйти – но, услышав голос Линды, останавливается в двух шагах от двери и издалека наблюдает за сценой. До нее долетают отдельные слова, но этого достаточно, чтобы понять: больше не имеет смысла оставаться рядом с мужчиной, который ее не любит, а может быть, никогда не любил; к тому же она и сама уже ничего к нему не чувствует.
– Спасибо, – Линда позволяет ему заключить себя в объятия, по щекам бегут слезы облегчения. – Спасибо, спасибо, спасибо, – повторяет она между всхлипами. – Никогда не устану тебя благодарить.
Томмазо на секунду отстраняется, смахивает слезинку с ее лица и пристально смотрит ей в глаза.
– Я бы сделал все, что угодно, только бы ты улыбалась.
Они оба понимают, что в этой фразе звучит обещание. А может, и нечто большее.
Глава 14
Надин не спит с четырех утра. Глаза открылись, будто сами собой, неприятный луч света пробивается в щель под дверью. Это все Томмазо – вечно оставляет включенный свет на лестнице. А она так чутко спит – если ее что-то разбудило, ей не удается заснуть. По всей видимости, ему уже на все наплевать.
Надин взволнована – в последнее время ей снятся странные, запутанные сны, – но подняться с постели нет сил. И она продолжает лежать и ворочаться, перебирая в мыслях то, что бы ее могло успокоить и вернуть в объятия Морфея, но тщетно.