За все в ответе
Шрифт:
Б о к а р е в. Маша, прости, я после телефонного разговора с тобой позвонил кое-кому. Знаю, что у тебя вчера произошло на этом твоем заседании в райкоме.
М а р и я. Обидно. Ведь не на памятник себе хочу я сберечь излучинский мрамор! Для жизни он здесь всем нужен. И про парня того, со стройки… Рассказывали тебе?
Б о к а р е в. Угу.
М а р и я. Места себе не нахожу!.. Ночами просыпаюсь — вижу этого парня. Переминается в своих носках, глаза печальные, словечки смешные… Как я могла даже фамилию его не запомнить?! Не проверила, что с ним потом было. Забавный, трогательный человек… И
Б о к а р е в. Перестань себя казнить. На стройке есть всякие начальники. Местком, партком. Пусть они казнятся.
М а р и я. Могла бы я позвонить в тот же партком, поинтересоваться… Нет, забыла. Прокуратура занимается. И я ищу: вдруг он жив, парень тот! Все-таки жив-живехонек?! Каждый день на плотину езжу. В общежитиях расспрашиваю. На улице, в клубе, в автобусах — в лица заглядываю… Массы! Вал! План! Охват! Чего стоит работа с тысячами людей, если не сбережешь одного человека?.. Одного! Текучка… В глазах рябит.
Б о к а р е в. Может быть, уйти? Из райкома?
М а р и я. Сбежать?
Б о к а р е в. Гм… С Добротиным ты уже не сработаешься. Такую глыбу, как он, передвигать не станут. Тебя могут попросить. Придется уйти.
М а р и я. Нет.
Б о к а р е в. Добротин не посчитается ни с чем. Он будет рвать гору, даже если твой райком вынесет тридцать решений подряд! Я хорошо его знаю. Дорога ему нужна срочно. И он не пожалеет мрамор, не промедлит, не свернет и не отступит. (Горячо.) Маша, подумай о себе, обо мне! Семьей заживем. Прежде — тут, пока экспедиция работает. А потом — в Москву. А? Мама успокоится! Что ты мотаешь головой! Какой тебе смысл носиться по району, рвать нервы на заседаниях, драться со всякими демагогами, выслушивать оскорбления? А что в итоге? Скажи, что останется от твоей работы? Протоколы заседаний.
М а р и я. Дружок, почему бы тебе не бросить свою археологию?
Б о к а р е в. Сравнила! Археология — это наука. Великая наука о прошлом.
М а р и я. Партийная работа — тоже наука. Великая наука о будущем! Конечно, ты бы очень поверил моей работе, если б меня ухлопали кулаки из обреза! Не то время…
Б о к а р е в. И слава богу.
М а р и я. Нет, когда человека несли в гробу под красным знаменем, каждый зевака понимал, что человек этот что-то доброе в своей жизни сделал, что не зря гремят винтовочные салюты!
Б о к а р е в (с легкой иронией поет). «Я все равно паду на той, на той далекой на гражданской… И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной…»
М а р и я. Не шути, Алеша. Это для меня свято.
Б о к а р е в. А для меня! Для всех свято. Вопрос в том, на что полезней тратить силы ради тех же святых принципов. Словеса — или дело? Ты — инженер. Деловые люди, знаешь ли, созидают конкретный, осязаемый мир…
Мария все более отчужденно слушает, курит.
Тот же Добротин. Ему тоже нельзя отказать в известной логике. Человеку поручили строить гидростанцию…
М а р и я (резко встает). Я поехала, Алеша.
Б о к а р е в. Что так? Куда? Утром, на рассвете поедешь. Маша!
М а р и я. Скучно
Слышится шум мотора.
Появляется А в д о н и н.
А в д о н и н. Мою фамилию забыть нетрудно. Простая фамилия: Авдонин. Тогда, значит, задал я Отрыв Петровича… Темновато еще было, никто меня не заметил. В свою мужскую общагу прибежал. Сосед по койке спал после ночной смены. Выручился я обувкой, пока свои валенки не вызволил. Решительная же эта Одинцова! Если б не она, плакали б мои ножки. Мороз был сорок градусов. От всего мужского рода, короче говоря, поклон вам, товарищ Одинцова.
А в конфликте с моей супругой Тамарой я сделал глубокий вывод. Женщина не может победить человека! Если она не просто баба, а человек — как человек. Не дождались мы комнаты. Тамара присмотрела на окраине поселка гидростроителей «усадьбу» — хибарку и сарайчик. Стал я домовладельцем. Мгновенно в сарайчике замычала корова, захрюкал поросенок. Вместо будильника начал служить петух. Так я и раздирался между частной собственностью и стройкой коммунизма.
Участок бетонной кладки на строительстве плотины. Грохот похожих на отбойные молотки вибраторов в руках бетонщиков.
Свет имитирует огромную бадью, опрокинутую сверху, и, как тесто, вывалившуюся из нее бетонную массу. Машет рукой невидимому крановщику, подает сигналы А в д о н и н. Опустевшая бадья, описывая в воздухе кривую, отходит, и он, схватив вибратор, вводит его в бетон. Однако тут же выключает свой гремучий инструмент.
(Достает кошелечек, где хранятся деньги, предназначенные для столовки, и, высыпав в ладонь несколько серебристых монеток, швыряет их в бетонное месиво). Лети, серебро!
П е р в ы й р а б о ч и й. Костя! Зачем? Это же только в первый, самый первый бетон монеты бросают…
А в д о н и н. А я — на задуминку!
В т о р о й р а б о ч и й. На что?
А в д о н и н. На задуминку.
П е р в ы й р а б о ч и й. На хорошую?
А в д о н и н. На очень хорошую!
В т о р о й р а б о ч и й. Берегись, Костя, Тамарке доложим! Разбрасываешься деньгами!
А в д о н и н (в наивных глазах вспыхивают свирепые огоньки). Скоро будет порядок.
П е р в ы й р а б о ч и й. Добьемся мы освобожденья!..
Ребята хохочут.
А в д о н и н. Найдем припарку и на Тамарку!
П е р в ы й р а б о ч и й. Ребята! Костя в бетон монеты бросил. Говорит, на задуминку. Да еще — на хорошую. Поддержим?
Рабочие бросают в бетон серебристые монеты.
А в д о н и н. Спасибо, дорогой мой коллектив, герои труда и зарплаты!
П е р в ы й р а б о ч и й. Поехали?