За землю Русскую
Шрифт:
Вблизи старец выглядел еще древнее, чем казался издали. Он был очень худ. В прорехи рубища просвечивало желтое дряблое тело. Ладонь, из-под которой смотрел он, темнела заскорузлыми узлами мозолей; кривые и жесткие пальцы топырились в стороны, словно сухие корневища.
— Очи мои худо зрят, — заговорил старец. — Не разберу вдалеках-то. Рядом коли — вижу: конь у тебя добрый и одёжа справная. Дивлюсь, создатель… Уж не болярич ли?
— Нет, старче, не болярич, — ответил Ивашко. — Знал я в борах на Шелони Данилу-бортника, знал и займище его на поляне. Ехал нынче к нему. Нашел поляну, а нет на ней жительства. Займище пожар спалил. Может, был слух в вашем погосте о беде займищанина. Слыхал о том, где Данила — скажи.
Старец
— Ноженьки что-то устали, создатель, — промолвил он, как бы отвечая на свои, понятные только ему мысли. — Ты уж не обидуй на старого, — повернулся он к Ивашке. — Сяду я… Да и сам-то разнуздай коня, пусти его на траву, пусть покормится. Может, короток, а может, и затяжлив сказ мой будет. По одёже зрю — не ремесленный ты и не смерд, а и не болярич, сказываешь.
— Не болярич, — подтвердил Ивашко. — Родился в дальнем погосте, сиротою рос и холопью долю изведал… Случаем в здешних борах пало мне счастье. Ныне вольный я, отрок княжей дружины.
Ивашко разнуздал коня и пустил его на траву. Старец снял с плеча катыши лык, положил на землю и сел сам.
— За весть мою, ежели дознается ключник вотчинный, что открыл ее незнакомому, помирать мне в порубе, — начал старец, когда Ивашко вернулся к обрыву. — Тяжко, создатель, ох тяжко в вотчине! Девятой десяток годков на белом свете живу, а такого-то, что повидал нынче, не знавал. Силен и увертлив я был смолоду, на медведя с рогатиной хаживал, а дожил вот, иссякла сила. О-ох, создатель! Знаю я Данилу, на займище бывал у него… Так-то вот. Пожар, баешь, спалил займище? Спалил, создатель. И жительство и самого Данилу спалил.
— Как?! — вскочил Ивашко. От страшной вести к лицу его прилила кровь. — В пожаре сгорел Данила?
— Ох, создатель, ты слушай! Не спуста занялся пожар, не от своего уголька и не от божьей грозы. Положил огонек ключник наш вотчинный, поп Симеон. Горек ключник людям. И холопы вотчинные и смерды не знали аспида хуже. Сладко скажет, с молитвой да со знамением, а от слова его у людей не слезы — кровь льется. Ключник вотчинный был со стражами на займище у Данилы. Поляну Данилову в вотчину взял, займище спалил, а самого жителя привезли в тенетах в вотчинный городок. Люди, кои видели займищанина, сказывают: хлестали его стражи ременницами, ухо правое резали, а после ввергли в поруб. Жив аль нет он нынче — не ведаю. Если и жив, то осужден на погибель.
— Давно ли то сталось, старче? — с трудом выговаривая слова, спросил Ивашко.
— Да никак вторая неделя пошла. В порубах-то вотчинных небось десяток мужиков, а может, и поболе заживо гниет. Не приведи того никому, создатель! Адова жизнь настала. Промолвит кто слово насупротив, не приглянется, поп и скажет: о божьем пекусь, бог меня простит. Положит наказание — и не придумаешь такого.
Узнав об участи Данилы, Ивашко еле сдержался, чтобы не вскочить на коня и не скакать в вотчинный городок. Но он вовремя спохватился. В одиночку Данилу не спасешь, а свою голову загубить недолго. Никто и знать не будет, где сложил ее, а князю в городок дадут весть: в бору, мол, лютые звери растерзали дружинника. «Скорее к князю, — подумал Ивашко. — Скорее передать ему обо всем, что сам видел на поляне и что услышал от старца. Александр Ярославич обмолвился вчера, что помнит Данилу и его займище; узнает о беде Данилы — заступит. Но старец, поведав о судьбе Данилы, не сказал, где Олёнушка. Неужто и ее застигла беда?» Вся радость, все светлые надежды, с какими ехал Ивашко утром на поляну, исчезли. Он то вздрагивал от приступа гнева, то его охватывало отчаяние. Старец сидел неподвижно. Понял ли он, какую нестерпимую боль причинил своею вестью дружиннику?
— Олёнушка… Дочка Данилы… О ней… слышно ли? — стоном сорвалось с губ Ивашки.
— Помню…
Голос старца напомнил Ивашке, что не время мешкать. Скорей в городок! Сухой лист не поднимется так над землей, как вскочил Ивашко.
— Спасибо, старче! — сказал. — Об одном прошу: помолчи на погосте о встрече нашей, не спугни змею… Пусть не прячется она в нору.
— Дай те Христос, создатель!
Когда Ивашко скрылся из виду, старец, проводив его, посмотрел из-под руки на солнышко, вздохнул, поднял тяжелые катыши лык и перевесил их через плечо.
Глава 13
На ловищах
Александр хотел захватить на ловищах росу. Чувство восхищения, с каким он, проснувшись, любовался красотою раннего утра, нарушил своим рассказом Олексич. Александр с трудом сдержал гнев, услыхав о беззакониях, творимых правителем владычной вотчины. Но если Александр мог еще терпеть произвол владычного двора в вотчинах и на землях Великого Новгорода, то можно ли было без гнева слушать о том, что вотчина Нигоцевича в Верхней Шелони, отписанная на князя и ставшая, как и другие вотчины боярина-перевета, княжей вотчиной, не избежала разбоя. На первых порах Александр готов был без суда владыки жестоко наказать вотчинного правителя. Прошло несколько минут. Александр все же подавил недовольство, велел Олексичу готовить выезд в боры.
На дворе задержала беседа с Васильком. Когда выехали из городка, солнце поднялось высоко, обсыхала роса. «Не быть удаче», — подумал Александр. Ветерок, тянувший с реки, освежил лицо. Туман рассеялся. Александр дорогою узнавал знакомые места, вспоминал время, когда бывал тут; но тревожное волнение его не оставляло. Как решился вотчинный правитель захватить то, что принадлежит князю, как смел он нанести обиду искусным ремесленным мастерам на Мшаге? По его вине на Мшаге погасли домницы. Лютость вотчинного правителя причинила ущерб княжему делу. «Не нарочно ли вотчинный поп учинил злое, чтобы унизить то, что дорого мне? — думал Александр. — Кто направил его руку?»
И в борах, на ловищах, одна за другою преследовали сегодня неудачи. Под Александром споткнулся конь и захромал, ушел из сетей кабан, когда казалось, что зверь пойман и нужно только взять добычу; отрок ловчий повредил руку… Александр отправил его в городок с наказом дворскому Климу — скорее найти костоправа.
Не скрылось солнце, когда Александр велел трубить сбор.
На пути в городок он подозвал Олексича и сказал:
— Пойдешь с отроками в вотчинный городок, Олексич. Что молвить тебе попу, правителю вотчинному, после наказ дам. А как побываешь в вотчине, до отъезда в Новгород навестишь на Мшаге домников. Скажешь им волю: отныне быть их погосту княжим погостом. Вели, чтобы жарче горели домницы. Дадут много железа — от дани обелю и не смердами велю называться, а посадскими жителями.
Не давая отдыха ни себе, ни коню, Ивашко ехал по лесной дороге. Расставшись со старцем, он острее почувствовал бездонную глубину своего горя. Кажется, самое страшное, что бы ни сказал старец об Олёнушке, не могло сравниться с неизвестностью. Погибла ли Олёнушка лютою смертью на пожарище, или ее, связанную и обессиленную, бросили в сырой поруб? Ивашке представлялись мучения Олёнушки; он видел ее окровавленною, видел руки врага, которые тянутся к ней… Вотчинный ключник, чье появление принесло гибель Даниле и Олёнушке, почему-то казался Ивашке похожим на огромную хищную птицу. И если налетал ветер и под его порывами бор по сторонам дороги гудел, то будто слышался в этом гуле свист черных крыльев, злобное карканье, похожее на сухой треск сломанной бурей и рушащейся на землю лесины.