Забайкальцы. Книга 2

Балябин Василий Иванович

Ноздри у Спирьки хищно раздулись, затрепетали, а зеленые глаза загорелись жадностью, когда увидел он целую кучу золотых монет, которые припертый к стене чиновник выложил на стол. Пока Попов выписывал хозяину квитанцию, пересчитывал деньги и складывал их в сумку, Спирька глаз не мог оторвать от золота и уже раскидывал умом, как бы поживиться от такого богатства. Он стал выжидать удобный момент, чтобы заговорить о своем замысле с Янковым, и момент этот вскоре же подвернулся. Шли по Ингодинской улице. Попова Янков отправил с деньгами в банк, Перцев

что-то приотстал и, разговаривая с вахмистром Пинигиным, шел вместе с казаками.

Былков решил действовать, заговорил, до шепота понизив голос:

— Товарищ комдив, неужто себя-то обидишь?

Янков нахмурился, строго оглядел Спиридона с головы до ног:

— Ты это о чем?

— Товарищ комдив, — Спирька оглянулся на Перцева и, нагло улыбаясь, продолжал, — как же это, быть в воде и не замочиться. Десяточка два таких золотушек как бы нам пригодились. А власть ничуть не обеднеет, ежели мы лишнего буржуйчика для себя потрясем.

— Отстань! И чтоб больше я этого не слышал.

— Да я ничего-о, — не унимался Спиридон, — я к тому говорю, что теперь на бумажки эти ни черта не достанешь, с голоду пропадем тут. А по правде-то сказать, власть-то должна в ножки тебе поклониться, вон сколько денег собрал им, а себе ни шиша. Да где это видано, чтобы генерал и без копья денег.

— Ты перестанешь или нет? — Стараясь придать голосу суровость, прицыкнул Янков на своего любимца. — Разживешься ты у меня плетей.

Но по тону, каким сказаны были последние слова, Спирька понял, что «комдив» клюнул на его удочку.

— Мне-то что, — продолжал он деланно равнодушным голосом, пожимая плечами, — я не о себе, а о тебе же стараюсь. Потому что думаю— генерал, дивизией заворачивает, надо же о нем позаботиться, а он…

Подошел Перцев, и Былков оборвал разговор, понимая, что главное сказано. «А что, и в самом деле, — подумал Янков, — если возьму себе полторы-две сотни рублей и попрошу, чтобы вычли из жалованья. А не согласятся, сдать их в банк всегда успею».

Осуществить свой замысел Янкову удалось вскорости. Попов и Перцев с полными сумками денег ушли в банк, а Янков с верным своим ординарцем заявились к чиновнику тюремного ведомства Гольдшугу. Самого Гольдшуга дома не оказалось, и Янков предъявил свои претензии жене его, полнотелой густобровой еврейке, с двойным подбородком и золотыми серьгами в ушах.

— Не знаю, товарищи, ничего не знаю, — плачущим голосом твердила бледная как полотно хозяйка, прижимая обе руки к подбородку, — мужа дома нет. Денег, он сказал мне, у него нет в наличии, а документы, всякие бумаги он хранит у себя в сейфе.

— В какой сейфе?

— В несгораемом шкафу.

— А ну-ка посмотрим, што это за шкаф такой, веди к нему!

Еле сдерживаясь, чтобы не разреветься, хозяйка провела их в небольшой, уютно обставленный кабинет, показала рукой на массивный стальной шкаф. Янков подошел к нему, потрогал рукой:

— Тяжелый, должно быть. Да-а, так ключей-то, говоришь, нету, тетенька?

— Нету… госпо… товарищ офицер,

нету.

— Тогда вот что, мы эту штуковину целиком заберем с собой в банк, а там уж подберут к ней ключи. Былков, зови сюда казаков человек десять, какие поздоровше.

— Ой нет! Не надо, не надо, — запричитала, замахала руками еврейка, — я пойду поищу ключи.

Оставив комиссию в кабинете, она чуть не бегом метнулась по коридору к себе на второй этаж. Этим незамедлительно воспользовался Былков, не сводивший очарованного взгляда с золотых карманных часов, лежавших на письменном столе. Будто рассматривая картину, подошел Спиридон к столу, повернулся к нему боком, и в ту же минуту часы со стола перекочевали в карман его шаровар.

В кабинете, с ключами в руках, появилась хозяйка. Она сама открыла сейф и, уже не в силах сдержаться, всхлипывая, повалилась в кресло, закрыла лицо платком.

Былков, помогая Янкову, выкладывал из сейфа на стол бумаги и пачки денег, пытался утешить плачущую женщину:

— Напрасно, дамочка, убиваетесь. Сами же виноваты, мы к вам со всей дорогой душой, по-честному, а вы — то ключей нету, то плакать ни с того ни с сего, нехорошо получается.

От Гольдшуга Янков вышел с сумкой, набитой пачками керенок и романовских кредиток, а 80 золотых пятирублевок, аккуратно четырьмя столбиками завернутых в синюю бумагу, положил себе в карман. На шельмоватый вопросительный взгляд Былкова ответил:

— Чего глаза пялишь? Думаешь, присвоить хочу? Ничего подобного. Попрошу в счет жалованья, а не разрешат — сдам в банк, и всего делов.

Сразу помрачневший Спирька сожалеюще вздохнул, проговорил с досадой в голосе:

— Уж вот это зря, дадут они тебе, разевай рот. А тут бы безо всяких, и шито-крыто.

— Ты опять за то же самое! — повысил голос Янков. — С кем разговариваешь, шалава непутевая!

В ответ Спирька лишь рукой махнул, насупился и разговор про деньги больше не заводил.

В этот день обход свой закончили уже вечером, потому что долго провозились с бывшим Начальником акцизного управления Тютиным. Он никак не хотел подчиниться, пришлось арестовать его, а в доме произвести обыск.

Когда вышли от Тютина, в домах уже повсюду загорелись огни, на дворе густели сумерки, узенькая полоска зари дотлевала на западе. Казаки уже ушли в свою казарму, вместе с ними отправился Попов, Перцев с сумкой под мышкой обратился к Янкову:

— Как же быть с деньгами-то? Банк теперь закрылся.

— С собой забери, а завтра сдашь.

— Ну што ты, куда я с ними? Живу в казарме, ишо сопрут, чего доброго, а тут их набралось тысяч тринадцать керенскими да романовскими больше тысячи. Лучше уж тебе их взять, надежнее будет.

Янков, согласившись, буркнул:

— Ладно, возьми их, Былков, вместе пойдем. А вы утре пораньше приходите, надо завтра закончить, надоела эта волынка, ну ее к черту.

На этом и расстались. Перцев отправился в казарму. Янков в сопровождении Былкова к себе в гостиницу «Даурия».