Забери меня в рай
Шрифт:
Из другой «Волги» вышли трое. Один из них, выглядевший постарше, огляделся и решительно скомандовал двум другим сотрудникам, указывая на дома, выходящие на Малую Бронную:
– Давайте вот с этих начнём. Вон с того подъезда!
Они спешно зашагали в указанную сторону, но вынуждены были тут же приостановиться. Их притормозил раздавшийся с переднего сиденья властный, негромкий голос:
– Вержицкий! Лучше с этого! – они обернулись и, увидев резкий указующий взмах руки в сторону дома с бойлерной, устремились теперь уже
Лера бросилась обратно в подъезд и с разгона столкнулась с Вадимом. Получилось так, будто он её обнял.
– Хорошо… Хорошо… – отстраняясь от него, кротко сказала Лера с частым придыханием. – Давай, показывай… Показывай свой стул есенинский! – и тут же грубовато выпалила. – Быстрее только!
В коридоре квартиры тускло горела лампочка. Вадим провёл Леру к своей комнате и, открыв дверь, добродушно сказал:
– Сейчас мы с тобой такого чаю духмяного попьём с чабрецом… Я сам его собирал.
– Слушай, а ванная у вас где?! – тихим голосом спросила Лера и слегка притронулась ладонью к его руке.
Чарышев, несколько растерявшись, показал, и она, смущённо улыбнувшись, попросила:
– Ты только свет у себя не включай. Ладно? А я сейчас, быстренько.
Вадим, почувствовав доступность этой девушки, заволновался. Торопливо войдя в свою комнату, он тут же забыл о её просьбе и машинально включил свет. Затем быстро снял курточку и свитер. Побрызгал себя одеколоном. Сбросил покрывало с кровати. Отвернул уголок одеяла. Вновь набросил покрывало. Пригладил на голове волосы. И стал ждать её весь сияющий. Потом раздосадовано схватился за голову и поспешно щёлкнул выключателем.
Постояв, Вадим ещё плотнее задёрнул шторы, но через них всё равно пробивался свет уличного фонаря. Он блеклой полосой падал на пол и рассеяно терялся у противоположной стены.
Лера вошла в сумрак комнаты и, не обращая никакого внимания на двинувшегося ей навстречу Вадима, гневно произнесла:
– Скоты! Ур-р-роды! Достали уже!
Подойдя вплотную к окну, она слегка раздвинула шторы и стала внимательно наблюдать за происходящим во дворе.
– Кто? – еле слышно спросил удивлённый Чарышев, подходя к ней сзади и пытаясь обнять. – Боишься, что ли, кого?!
– Психушки на Столбовой! – неожиданно громко ответила Лера, тяжело дыша, резко отстраняясь от Вадима.
В дверь позвонили.
– Не открывай! – перепугано попросила она, как приказала.
Но кто-то продолжал и продолжал жать на звонок. В соседней комнате послышалось недовольное кряхтение. А затем – неспешные шаркающие шаги.
– Это наша баба Фая, – шёпотом пояснил Вадим.
Было слышно, как приоткрылась дверь, и кто-то снаружи строго сказал:
– Извините за столь позднее беспокойство. Комитет Государственной Безопасности.
– И что ты мне показываешь?! Крендель-мендель, – сердито отреагировала баба Фая, открывая дверь. – Тычешь мне своей бумажкой прямо в нос… Я всё равно ничего
– Вам, гражданка, нужно подойти к своему почтовому ящику… Возьмите ключик от него. И паспорт захватите.
Было слышно, как на втором этаже другой сотрудник обращался к жильцам с такой же просьбой.
– Делать вам нечего… Крендель-мендель! – недовольно пробурчала баба Фая. – И зачем? Ты что, думаешь, я газеты выписываю? Разбудил меня среди ночи… Крендель… И письма мне никто уже не пишет! Давно писать некому… И ящик у меня без ключа открывается… Вот бери сам и открывай.
И тут же сверху, видимо, с площадки третьего этажа, вновь отчётливо донеслось: «Комитет Государственной Безопасности. Выйдите и откройте ваш почтовый ящик, пожалуйста!»
Чарышев стоял ни живой, ни мёртвый.
– Ты что наделала?! – дрожащим голосом спросил он Леру. – Что там было в этих…
– Ох, мальчик-то… – язвительно перебила она его. – Мальчик-то как перепугался, оказывается! – и тут же очень грубо, с пренебрежением добавила. – Ну беги! Что ж ты ждёшь? Не стесняйся! Давай! А то, знаешь, срок за недоносительство большой дают! А стукачей они пряниками сладкими кормят… Иди!
– Да тихо ты! – шикнул на неё Чарышев, услышав, как баба Фая поясняла в подъезде:
– Нет! Не слышала… Говорю же: нет! Крендель-мендель… И подозрительных никаких не видела…
– Так что там было написано в этих листовках? – подавленно спросил Чарышев.
– Какая теперь тебе разница… Всё равно, кроме них, это уже больше никто не прочитает… Здесь надо было ещё позднее опылять… Как-то в этот раз они очень быстро настучали…
Было слышно, как баба Фая вошла из подъезда в прихожую и закрыла за собой дверь.
– Ты диссидентка, что ли, какая-нибудь? – опять шёпотом спросил Чарышев.
– Скорее, революционерка!
Вадим хмыкнул от удивления:
– Зачем?
– Затем! – недовольно ответила Лера. – В игру играем под названием «Кто не побоится сказать, что ему в этой жизни не нравится». Тебя вот в ней всё устраивает?
– Ну не всё, но жить в общем можно… Преподаватели вот некоторые мне не нравятся, – стал с простодушной искренностью рассказывать Чарышев. – Не нравится, что в магазинах очереди. Но это же временно…
– Ага! Семьдесят лет уже «вре-мен-но»… – с грубоватой ехидцей отреагировала Лера. – Власть уродов в очередной раз начинает рассказывать сказочки про белого бычка. А ты веришь! Вместо «великого товарища Сталина» и «дорогого Леонида Ильича» теперь «дорогая перестройка», – Лера болезненно закашлялась и затем, с трудом дыша, недовольно продолжила с нарастающей яростью в голосе. – Только если это действительно «гласность», почему эти архаровцы на таких, как я, облаву устраивают? Я что убила кого-то?! Или с ножом по улицам бегаю?! Такую «гласность» они по своему телевизору не показывают… Ты Архипа, кстати, читал?