Заблуждения толпы

Бернстайн Уильям Дж.

С тех самых пор, как наши доисторические предки стали советоваться с шаманами, люди ищут опору в зыбком мире неопределенностей и обращаются к различным экспертам. Тетлок проверял предсказательные способности трех больших групп – студентов, признанных авторитетов в конкретных областях знания и «дилетантов», которые разбирались в чем-то одном, но давали прогнозы обо всем. Не вызывает удивления то обстоятельство, что худший результат показали студенты, но примечательно то, что эксперты выступили ничуть не лучше «дилетантов»; более того, когда Тетлок затем поделил полученные ответы между «лисами» и «ежами», выяснилось, что специальные знания в конкретной области как будто улучшают прогнозы «лис», но ухудшают прогнозы «ежей».

Иными словами,

ученый-энвайронменталист из «лис» лучше, возможно, спрогнозирует исход военного противостояния, чем военный специалист-«еж». Причина, по-видимому, заключается в том, что, пускай эксперты и «дилетанты» одинаково склонны переоценивать экстремальность угроз, эксперты делали это чаще, что сказывалось на точности прогнозов. «Дилетанты» же вели себя преимущественно как «лисы», по крайней мере, за пределами своей области знаний. Таким образом, по словам Тетлока, истина в предсказаниях находится, скорее всего, «в непосредственной близости от опытных читателей высококачественных новостных источников, будь то “Экономист”, “Уолл-стрит джорнэл” или “Нью-Йорк таймс”, то есть изданий, которые дилетанты чаще всего называют полезными источниками информации по темам, выходящим за рамки их специальности»⁷⁶².

Это достаточно неожиданное заявление опирается на доказанное Тетлоком предположение, что эксперты обычно используют собственные знания для рационализации уже сложившегося мировоззрения. Поскольку «ежи» крепче держатся за существующие убеждения, они куда охотнее рационализируют свои ошибки. Например, Тетлок обнаружил, что «велеречивость», способность приводить множество доводов в подкрепление того или иного прогноза, служит признаком скверного прогнозирования. Тетлок выдвинул простое практическое правило, по которому следует определять качество экспертной оценки: «ежи» чаще используют слова «более того», чем «впрочем», тогда как «лисы» поступают наоборот⁷⁶³.

Большинство из нас страдает от чрезмерного стремления к самоутверждению, от желания думать о себе хорошо, а потому склонно оценивать точность наших прогнозов выше, чем она есть на самом деле; при этом мы ошибочно воспринимаем прогнозы оппонентов как менее точные. Это особенно свойственно «ежам»; Тетлок перечисляет самые известные оправдания, которые они используют: «Гром с небес сорвал мое предсказание», «Я почти угадал», «Я не ошибся, просто поспешил», а также, когда все прочие обоснования отвергнуты: «Вы еще поймете, что я был прав». Он кратко резюмирует: «Трудно искать ответ на вопрос, почему люди ошибаются, если они думают, что все сделали правильно»⁷⁶⁴.

Тетлоку, кроме того, удалось выявить важнейший признак доверия к предсказаниям – это внимание СМИ. Последние охотнее всего цитируют «провозвестников чуда и прорицателей краха», а среди них преобладают «ежи», обожающие экстремальные прогнозы; их аудитория воспринимает благосклоннее, нежели вечно уклончивых «лис». Вдобавок внимание СМИ укрепляет самоуверенность, которая сама по себе сказывается на точности прогнозов. В результате возникает этакая «спираль смерти», предрекаемая СМИ, которые ищут экстремальных, следовательно, плохих прогнозистов, а публикации в СМИ ухудшают их прогнозы. Тетлок писал: «Тем самым можно утверждать, что три основных игрока – авторитетные эксперты, рейтинговые СМИ и внимательная публика – способны образовывать симбиотический треугольник»⁷⁶⁵. В ретроспективе Кадлоу, Гилдер и Глассман, идеологические чирлидеры технологического пузыря 1990-х годов, олицетворяли собой триаду Тетлока: это обласканные прессой «ежи», любители экстремальных прогнозов.

* * *

Эпоха доткомов демонстрировала все классические признаки и симптомы финансового пузыря: инвестиции и акции как предмет повседневных разговоров, отказ от надежных рабочих мест

в пользу спекуляций, насмешки над скептиками со стороны «истинно верующих» и преобладание экстремальных прогнозов.

Никогда прежде стремительный рост рынка и последующая катастрофа не отслеживались столь внимательно и не фиксировались столь тщательно в режиме реального времени – на экранах телевизоров и в Интернете. Всеобщее возбуждение ощущалось повсюду – и в нервном центре технологической индустрии в Кремниевой долине, и на Уолл-стрит, и в студии канала Си-эн-би-си в Форт-Ли, но рыночная лихорадка, затронувшая повседневную жизнь, наиболее наглядно проявляла себя на общественных собраниях и заседаниях инвестиционных клубов.

За примером того, как все происходило, как разворачивался нарратив горького разочарования, отправимся в надежный оплот рабочего класса и мужской солидарности – в барбершоп ^[198] на мысе Кейп-Код, штат Массачусетс. Обыкновенно в таких местах говорят в основном о спорте и политике, а если в заведении имеется телевизор, то на экране будет бейсбол, американский футбол или баскетбол. Но рубеж минувшего и нынешнего столетий не назовешь нормальным, и «Барбершоп Билла» в Деннисе, штат Массачусетс, собственность Билла Флинна, тоже не являлся обычной парикмахерской.

К 2000 году Флинн занимался своим ремеслом уже треть века и не был новичком на фондовом рынке. Его прадед, также парикмахер, дал ему превосходный совет: откладывай 10 процентов заработка и покупай акции. Билл следовал этому завету, но без накладок не обходилось, ведь постоянно вмешивался человеческий фактор, а именно та черта, которую столь удачно эксплуатировал Джон Блант в период ажиотажа по поводу компании Южных морей, – стремление сыграть в лотерею с судьбой. В середине 1980-х пользовались широкой популярностью тряпичные куклы «капустный листик» ^[199], множество детей и взрослых «инвестировало» в них, не говоря уже о том, что их можно было делать самостоятельно. В разгар спроса на акции «Колеко», компании-производителя кукол, Флинн приобрел пакет акций на заемные деньги.

Банкротство компании в 1988 году лишило его изрядной части сбережений, однако он упорно продолжал вкладывать свободные средства в фондовый рынок. За десять лет он вложил 100 000 долларов в акции самых гламурных, если угодно, компаний из сферы высоких технологий – «Эй-оу-эл», «Яху», «Амазон» и прочих. К 2000 году его потенциальные капиталы выросли до 600 000 долларов, и Билл дал себе зарок, что выйдет на пенсию, когда дотянет до миллиона; он нисколько не сомневался, что это произойдет в скором будущем⁷⁶⁶.

Если отождествлять мании с эпидемиями, то мантра «Интернет все изменит и сделает всех нас богатыми» была вирусом, а Билл Флинн оказался нулевым пациентом на мысе Кейп-Код. К 2000 году разговоры с клиентами барбершопа велись не о «Ред сокс», «Селтикс» и «Пэтриотс», а об «И-эм-си» и «Эбгеникс» ^[200], двух любимчиках Билла на рынке. Телевизор в заведении был настроен на канал Си-эн-би-си.

Токсичная комбинация круглосуточных финансовых развлечений и мгновенной онлайн-торговли – вот чем стало заведение Билла. Он придумывал убедительные объяснения и уговаривал своих клиентов из малого бизнеса покупать акции тех компаний, на которые он указывал⁷⁶⁷. Когда репортер газеты «Уолл-стрит джорнэл» Сьюзен Пуллиам впервые посетила парикмахерскую зимой 2000 года, на пике рынка, клиенты говорили исключительно об акциях технологических компаний. Билл предложил одному из них купить акции биотехнологической фирмы «Эбгеникс», другие клиенты оживленно рассказывали, что приобрели бумаги «Койот текнолоджиз», что владеют акциями «Нетуорк эпплайанс», а те, кто не отличался предприимчивостью, скромно признавались, что подумывают обратиться во взаимный фонд по совету инвестиционной компании «Янус», которая специализировалась на технологических портфелях.