Забота о себе

Мортари Луижина

Для заботы о душе необходимо иметь осмысленное направление развития, которое можно найти, прислушавшись к основополагающему для человека стремлению – стремлению к благу (Аристотель, Никомахова этика, I, 1, 1094а 2–3) [19] . Поиск того, что является благом для жизни – это первоначальное стремление, которым порождается любой экзистенциальный акт. Концепт «заботы о душе» становится благотворным, когда мы определяем верное направление этой практики саморазвития, иными словами, ее правильное измерение, которое, в свою очередь, заключается в поиске блага. Мудрость, или же то, что позволяет вести счастливую жизнь, – это не предмет обладания, а направление развития души, основанное на поиске блага, поиске, который определяет «нравственную добродетель» (Аристотель, Никомахова этика, VI, 2, 1139а 22). По мысли Эпиктета, поиск того, что есть благо, – не один из множества возможных вариантов, обладающих относительным статусом, а понятие, общее для всех людей, поскольку каждый «считает, что благо полезно, что оно и предпочтительно и что при всяком обстоятельстве нужно преследовать и добиваться его» (Эпиктет, Беседы, I, 22, I) [20] .

19

Здесь

и далее «Никомахова этика» Аристоттеля цит. по электронному изданию: http://www.lib.ru/POEEAST/ARISTOTEL/nikomah.txt.

20

Эпиктет. Беседы. Цит. соч., с. 76.

Поскольку существует некоторое расхождение между неоспоримым жизненным стремлением к счастливой жизни и возможностью получить ясное понимание того, что именно есть благо и счастье, забота о душе – которая как раз и ставит своей целью придание правильной формы нашему бытию – оказывается не только незавершимой, но и онтогенетически деликатной задачей, поскольку практика заботы о душе базируется не на точном знании, а на непрестанном поиске, стремлении понять, как жить правильно и что такое счастливая жизнь.

Но Сократ не только вводит практику заботы о душе и уточняет, в каком направлении она должна разворачиваться, он еще и уточняет, как именно ее следует понимать, говоря, что для заботы о себе необходимо познать самого себя. Он объясняет Алкивиаду, слишком озабоченному богатствами, что, если он желает преуспеть, его главной задачей должно быть то, что начертано на храме в Дельфах: «познай самого себя» (Алкивиад /, 124а-b), потому что, только познав самого себя, можно понять, как заботиться о себе (Алкивиад /, 129а). Первый и в высшей степени трудный шаг (Алкивиад /, 129а) – познать свою сущность (Алкивиад /, 129d), поскольку «познав самих себя, мы одновременно познаем заботу, в которой нуждаемся, а без такого познания мы никогда этого не поймем» (Алкивиад /, 129а). А познать самого себя означает познать свою душу, поскольку именно душа составляет нашу сущность (Алкивиад /, 129е).

Способ продемонстрировать то, что достигнута определенная форма личного совершенства, а следовательно, знания об управлении другими – способность к заботе и владение техниками (Алкивиад /, 124а-b), необходимыми для познания и улучшении себя. А если воспитывать – значит культивировать в другом способность и стремление придавать себе форму, то есть заниматься саморазвитием, то направление реализации данного процесса заключается в развитии нравственной ориентации на заботу о своем существовании и в овладении техниками, позволяющими человеку придать форму своему бытию.

Когда Сократ (Алкивиад /, 129е) объясняет первостепенную важность самопознания, он все же не утверждает тождества данной практики с заботой о себе; скорее, он считает первое предпосылкой и условием второго [21] . Действительно, в «Апологии» Сократ уточняет, что забота о себе реализуется в исследовании человеческой мудрости, которое тесно связано с исследованием добродетели, а в «Алкивиаде» не только утверждает, что суть заботы о себе состоит в изучении искусства достижения «наивысшего совершенства» (Алкивиад /, 124b-с), но и поясняет, что познание самих себя – необходимая практика для овладения этим искусством (Алкивиад /, 129а) и, следовательно, подчиняет практику познания самого себя поиску верной формы самого себя. Отсюда очевидно следует, что [для Сократа] познание самого себя не совпадает с заботой о себе, но составляет ее условие, когда [он] чуть позже утверждает: «если мы познали сами себя, мы также сможем познать заботу о себе самих, если же мы себя не познали, мы также не познаем и ее» (Алкивиад I, 129е).

21

Хотя платонизм отводит самопознанию крайне важное место (Foucault, 2003, рр. 58–59) [Герменевтика субъекта, цит. соч., с. 83], все же едва ли можно отождествлять эту практику с заботой о себе, поскольку, если проанализировать всю совокупность сократических диалогов, обнаруживается, что для реализации заботы о себе рекомендуется прибегать и к другим духовным практикам (сосредоточение мысли на самой себе, собирание души на своей оси, отступление в себя), не уподобляемым самопознанию. Несмотря на «тесное переплетение» (Foucault, 2003, р. 60) [Герменевтика субъекта, цит. соч., с. 85] заботы о себе и самопознания, именно забота о себе является целью, которой подчинены все эти многочисленные практики; поэтому, хотя можно утверждать, что самопознание играет ключевую роль, все-таки представляется неверным делать вывод о тождественности этой практики и заботы о себе.

Чтобы мы могли стать субъектами, способными свободно придавать форму своей материи, наша душа должна познать себя и занять определенную позицию по отношению к формам своего собственного становления. Если я остановлюсь и задумаюсь о себе, то почувствую, что мои витальные действия рождаются из мутных глубин, и, осознав потребность стать субъектом своих действий, я не могу в тот же момент не ощутить потребность обратить внимание на эти глубины, чтобы попытаться достичь некоторой ясности. Каждый должен научиться познавать самого себя, чтобы понять, какие силы влияют на ментальную жизнь, и какое действие они оказывают на наш способ существования, а затем оценить, в какой степени они помогают нам стать тем, чем мы можем стать, двигаться в направлении экзистенциальной реализации. Когда человек не занят познанием самого себя, чтобы приблизиться к глубинному ядру ментальной жизни, ему приходится жить «периферийной» жизнью, в которой время тратится на деятельность, далекую от путей, ведущих

к самому главному. Расшифровать то, что думаешь и чувствуешь, попытаться достичь как можно более ясного понимания происходящего во внутреннем мире – это потребность, которую личность чувствует в глубине, потому что, если остановиться и задуматься, невозможно не ощутить, что жизнь, в которой протекает наше бытие, требует определенной ясности (Zambrano, 2008, р. 49).

Еще один важный момент, который следует принимать во внимание, – что в «Алкивиаде» забота о себе описывается как практика саморазвития, необходимая для подготовки к общественной жизни, потому что нельзя существовать в общем пространстве, не научившись сперва заботиться о собственном жизненном пространстве. То есть Сократ устанавливает сущностную взаимосвязь между epimeleia heautou и исполнением политической доблести, тем самым устраняя возможность индивидуалистского и аполитичного понимания заботы о себе. Нельзя забывать и о дальнейших интерпретациях, которые получало понятие заботы о себе за время своего существования, однако именно «политическая» версия заботы о себе, связанная с интерсубъектным измерением, заставляет нас принять сократовскую мысль за точку отсчета в наших рассуждениях. Учитывая многогранность человеческой природы, из-за которой существование человека не замкнуто в границах его кожи, а по своей структуре неизбежно подразумевает некие связи, забота о себе немыслима в отрыве от нашего призвания – сосуществования с другими людьми. Этот аспект в своей самой человечески значимой форме означает принятие ответственности за заботу о себе, чтобы благополучно сосуществовать с другими.

2. Забота о себе как практика

В своем тонком и подробном анализе концепта epimeleia heautou Фуко стремится показать, что забота о себе означает не просто обращение внимания на себя; она также подразумевает некие действия, которые производят над самим собой, чтобы вызвать преобразование, глубокую трансформацию бытия субъекта (2003, р. 13) [22] . Словесное выражение, которое в древнегреческом означает «заботиться», epimeleisthai, указывает не только на отношение, но и на образ бытия и действия; его этимология отсылает к таким терминам, как meletan, melete, meletai, a meletan часто связывается с gumnazein, что означает «упражняться», «тренироваться». Точнее, термин gumnazein обозначает упражнение с вещами, в их сравнении с внешней реальностью; meletan же – это упражнение мысли (ivi, р. 315) [23] . В христианском словаре IV в. epimeleia также указывает на упражнения – в частности, на аскетические упражнения. А поскольку термины, относящиеся к заботе, обозначают именно совокупность практик (ivi, р. 74) [24] , нельзя не рассмотреть ту роль, которую практики играют в реализации заботы о себе.

22

Герменевтика субъекта, цит. соч., с. 23.

23

Там же, с. 384–385.

24

Там же, с. 61.

Среди преобразовательных практик заботы о себе, выделяемых в философской культуре античности, мы находим техники медитации, обращения с прошлым, досмотра сознания, а также техники удостоверения возникающих представлений (ivi, р. 13) [25] . Определенные «технологии себя» существовали уже и в более ранние эпохи – например, ритуалы очищения, исполнявшиеся, чтобы подготовить себя к соприкосновению с сакральным и тем самым приблизиться к трансцендентному; практика отрешения, состоящая в удалении от обычного мира, в отступлении от привычной жизни с тем, чтобы заниматься собой; техники концентрации, направленные на развитие жизненных способностей души, чтобы та, будучи дыханием, не рассеялась под давлением мира; техника устойчивости, с помощью которой субъект учился, не выходя из равновесия, принимать любые невзгоды, уготованные ему в жизни; техника исследования прожитого за день, чтобы добиться осознания своих поступков и действий (ivi, рр. 41–42) [26] . Некоторые из этих техник сохранились в пересмотренном и измененном виде – сначала в эллинистической и римской философской традиции, а затем в христианской культуре (ivi, рр. 44) [27] .

25

Там же, с. 23.

26

Там же, с. 62–64.

27

Там же, с. 65.

Отзвуки этих практик мы находим у Платона. В «Федоне» говорится, что необходимо приучить душу концентрироваться на себе, сосредотачиваться в себе самой, освобождаясь от оков тела, потому что тело со всеми своими ограничениями мешает душе соприкоснуться с «истиной» (Федон, 65b); таким образом, духовная практика реализуется в упражнении, нацеленном на освобождение мысли от связи с материей и превращение ее в чистую мысль (Федон, 66а): если истина есть нечто, свободное от всякой нечистоты, только чистая мысль может приблизиться к ней. То есть духовная работа у Платона есть, в сущности, очищение, направленное на развитие способностей души и усиление стремления достичь истинного знания. Платоническая культура заботы о себе впоследствии отчетливо отразится в эллинистической и римской культуре. «Руководство» стоика Эпиктета – это текст о духовных практиках, в котором отмечается, что чтение и ученость ничего не стоят, если потом субъект не пытается применить усвоенные принципы к себе самому, чтобы придать нравственную форму своему бытию.