Заботы пятьдесят третьего года

Степанов Анатолий Яковлевич

Александр выбрал булыжник поприкладистее и, остерегаясь, запустил им в окно. Раздался звон разбитого стекла. Теперь они его могли слышать. Подойдя с непростреливаемой стороны поближе, он громко и отчетливо произнес:

– В связи с чрезвычайными обстоятельствами мне даны неограниченные полномочия. Я имею право не брать вас живьем. Со мной рядом товарищи и друзья убитого вами милиционера. Уйти отсюда вы сможете только двумя способами: в наручниках или в катафалке. Предлагаю сдаться. Предлагаю в первый

и последний раз!

– Гад! Падло! Пес рваный!
– завыли, завизжали, закричали в избушке. И дважды выстрелили. Из двух стволов. Эти не сдадутся. Пьяные или намарафеченные. Смирнов, не торопясь, отошел к своим.

– Сколько их там точно?
– спросил у капитана, руководившего оцеплением.

– А стволов?

– Сейчас услышал два.

– Я тоже услышыл. Еще могут быть?

– Черт его знает!

– Придется их брать, капитан. Я пойду, а вы отвлеките их. По окнам постреляйте, что ли. Все равно шум уже подняли.

Смирнов вытащил из-под мышки свой фронтовой парабеллум. Ладонь ощутила теплую привычную рукоятку. Пошел.

Капитан добросовестно отнесся к порученному делу. Методичный огонь по окнам не давал бандитам наблюдать за происходящим. Стоя с непростреливаемой стороны, Смирнов жестом подозвал троих милиционеров.

– Когда я пойду, вы сразу же начните выламывать дверь. Перед дверью не стойте, дрыной какой-нибудь сбоку. По-настоящему ее ломать будете только после того, как услышите мои выстрелы в доме.

Трое согласно кивнули. Жалея пальто, Смирнов по-пластунски полз к избушке. Дополз до угла, двинулся дальше, к первому окну. Добрался до него и залег. Стрелки все поняли и перенесли огонь на второе окно. За углом внушительно затрещало: трое начали ломать дверь.

Прикрыв левым рукавом лицо, Смирнов нырнул в разбитое оконное стекло. Перекатываясь по полу, он произвел первый свой выстрел в бандита с пистолетом. Второго вооруженного он увидел лишь тогда, когда тот выстрелил в него. Выстрелил, но не попал. А Смирнов в ответ попал. Потом выпустил всю обойму над головами оставшейся четверки. На устрашение.

Ворвались милиционеры. Неизвестно, кто стонал, неизвестно, кто плакал. Неиспорченных повязали. Смирнов поднялся, спрятал пистолет, стал отряхивать изрядно пострадавшее пальто. Подошел капитан, душевно доложил:

– Четверо под стражей, одного вы уложили на месте, второй тяжело ранен. Санитарная машина сейчас прибудет.

– Первый раз после фронта убиваю, - не капитану, себе сказал Александр. Достал из кармана мятую пачку "Беломора", спички, закурил и заметил, что пальцы дрожали.

– Их бы всех за Игнатьева без суда и следствия к стенке поставить.

– Поставят, - вяло успокоил капитана Александр и спросил: - А машина есть?

– Да ваша же!
– удивился капитан.

– Тогда я поеду.

Сами здесь разберетесь.

– Спасибо, товарищ майор.

– За что? За то, что человека убил?

– Не человека. Бешенную собаку, - убежденно произнес капитан.

– Александр Иванович, поехали, - предложил оказавшийся тут как тут шофер, мягко предложил, осторожно, как больному.

– Не понимаю я вас, Александр Иванович, - сказал шофер Вася, когда "Победа" побежала по шоссе Энтузиастов. Вася был очень молодой, а потому до чрезвычайности категоричный.
– Зачем-то самим? Приказали бы любому и все.

– Что все?
– не понял еще смурной Смирнов.

– Пусть выполняют! А ваше дело - руководство осуществлять.

– Стоять и смотреть, что ли?

– Зачем же стоять? Советы давать, указания. Под пули командиру лезть негоже.

Так и бубнил Вася до самого МУРа. Александр молчал. Никто не мог сделать этого, не подвергая себя смертельной опасности. Никто, кроме майора Смирнова, который в годы войны командовал ротой десантников. Не понимал этого молодой Вася.

Сразу же ворвался в кабинет Казарян.

– Позже зайди. Минут через пятнадцать. И, если можно, чайку сообрази. Покрепче.

Казарян согласно кивнул, тихо прикрыл за собой дверь. Александр сел за стол, потом вспомнил, что в пальто, встал, разделся. Снова, откинувшись, устроился в своем полукресле. Поглядел немного в потолок и вытащил парабеллум. Извлек обойму, нашел в кармане запасную и загнал ее в рукоять. Открыл сейф, достал коробку с патронами и тщательно снарядил отстрелянную обойму. Опять уселся в кресло и стал ждать Казаряна. Ни о чем не думалось.

Чаи гоняли с наслаждением.

– Ты и жасминового слегка присыпал?
– поинтересовался после второго стакана Александр.

Казарян кивнул.

– Откуда взял?

– Китайский секрет, как говорится в одной детской книжке, - туманно ответил весьма довольный собой Казарян.

– Он у секретарши Верки выпросил, - буднично раскрыл китайский секрет Ларионов.

– Самого, значит, обделили, - догадался Александр.

– Ничего, обойдется. У него китайские делегации часто бывают. Еще привезут.
– Суров был с начальством Роман Казарян.

– Намылит он загривок твоей Верке.

– Для нее - пострадать за меня будет великим счастьем.

– Трепло ты, Рома!
– возмутился Ларионов.
– У нее же любовь с Гришиным из НТО.

– Так то земная любовь, меня же она любит неземной, я бы даже сказал - надмирной любовью.

Отпустило затылок, перестали ломить глаза. Хорошее это дело сидеть со своими ребятами и гонять чаи.

– Ты чего ко мне рвался?
– вспомнил Смирнов про первый казаряновский визит.

– Да дело было.