Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Денег в доме не держу. Понемногу в карманах, в сумках. А он, видно, деньги искал. Весь мой стол перевернул, мерзавец.
– Спасибо, Василий Константинович. Скажите, а ребята стакан и графинчик смотрели?
– Смотрели, смотрели. Сказали, что отпечатков нет, в перчатках, мол, работал.
Смирнов прошел в спальню, куда уже переместилась группа. Старший вопросительно посмотрел на него.
– По-моему, Скачок, - поделился своими соображениями Александр.
– По-моему, тоже, - саркастически согласился
– Высокий профессионал. Работал в перчатках, ни одного пальчика. Замок отжат мастерски, взято все по точному выбору.
– Скажите, - робко поинтересовался писатель, - почему когда вот здесь, в спальне, стояли прекрасные кожаные чемоданы, он, для того, чтобы уложить вещи, полез на антресоли и достал драный фибровый?
Из-за спины писателя Казарян дал нужные разъяснения:
– Чтобы все соответствовало, товарищ писатель. Вор чемодану и чемодан вору.
– Не понял, - обернулся к Казаряну писатель.
В ватнике и кирзачах и с заграничным чемоданом, представляете? Лакомый кусок для любого милиционера.
– Теперь понял!
– ужасно обрадовался писатель.
– Мы вам не нужны?
– спросил у старшего Смирнов.
– Да уж как-нибудь обойдемся.
– Эксперта я вам оставлю. А мы, Рома, с тобой пойдем погуляем.
На улице встретили недовольного Семеныча и удрученного Верного. Семеныч, чтобы избежать подначки, начал первым:
– Вы бы еще нас на улицу Горького вывели или на площадь Свердлова! Найдешь тут! Только собаку нервируют.
– Докуда хоть довел?
– миролюбиво поинтересовался Александр.
– До Беговой. А там уж полный бардак, только нюх собаке портить.
Смирнов посмотрел на Верного. Тот, будто понимая, виновато отвел глаза.
– Не унывай, кабыздох!
– Собачку не смей обижать. Если что - я виноват, - сказал Семеныч. Ничего не ответив, Смирнов ободряюще похлопал того по спине и вместе с Казаряном пошел дальше. Они пересекли Беговую и поплелись вдоль церковной ограды стадиона Юных пионеров. Из-за угла выползал трамвай. Двадцать третий номер.
– А ну-ка покажи, как от тебя Цыган ушел!
– требовательно предложил Александр.
– А вот так!
– заорал Казарян и с ходу набрал немыслимую скорость. Хотел вспрыгнуть на подножку, хотел, чтобы этого не смог сделать Смирнов, хотел уехать один, показал кукиш оставшемуся Александру. Казарян вспрыгнул на первую площадку прицепного вагона и торжествующе обернулся. Смирнов из последних сил бежал рядом с последней площадкой. Успел-таки, зацепился, прыгнул на подножку, глянул на Казаряна и показал ему кукиш. Роман ликующим криком вопросил:
– Куда едем, Саня?
– За кудыкину гору!
– весело ответил Александр.
За счастье - стоять на подножке мотающегося вагона и весело перекрикиваться с приятелем, стоящим на другой. Это счастье - ехать по знакомой, привычно
Они пересекли Ленинградское шоссе и по Дворцовой аллее вышли к устью Красноармейской улицы. Справа, на отшибе и от Красноармейской, и от высоких прекрасных деревьев причудливых аллей, рядом со складом, расположенным в бывшей церкви стиля ампир, стояла обширная пивная.
Смирнов распахнул дверь, и они через предбанник проникли в помещение. Переполненная лишь в дни футбольных матчей, когда болельщики в предвкушении невиданного зрелища сдерживали свое возбуждение употреблением горячительных напитков до и расшатанную непредсказуемыми перипетиями игры психику теми же напитками после, пивная эта в обычные дни посещалась лишь немногими завсегдатаями.
Двое офицеров-летчиков торопливо допивали пиво. Допили и стремительно удалились. А другая пара застряла ненадолго: молодые инженеры-конструкторы из ильюшинской шарашки, приняв по сто пятьдесят, бурно спорили по производственным вопросам. В углу щурился от удовольствия только что захмелевший алкоголик.
За стойкой у сатуратора несла бессменную вахту буфетчица Дуська. К ней, весь сияя от возможности лицезреть такое, и направился Александр.
– Сколько же ты лет за стойкой, добрая душа!
– произнес он проникновенно и повернулся к Роману.
– Помню, как она меня еще несовершеннолетнего жалела! Не положено вроде, ан нет, пожалеет пацана, нальет.
– Несовершеннолетним спиртные напитки запрещено продавать, - сурово сказала Дуся.
– Ты что, не узнала меня, Дусенька?
– Узнала, Санечка. По шуткам твоим нахальным узнала.
Александр был совсем рядом. Облокотился о стойку, грустно так посмотрел ей в глаза.
– Что ты у него купила, Дуся?
– Не понимаю, о чем вы, Александр Иваныч.
– Ого, официально, как на допросе! И сразу с отказа. А если шмон с понятыми? Если найду? Соучастницей пущу, Дуся.
Дуся тут же уронила слезу. Крупную, умелую. Смирнов ждал. Она достала из рукава кофты платочек, промокнула глаза, и высморкалась.
– Ничего я у него не покупала. В залог взяла.
– Покажи.
Она выдвинула денежный ящичек и положила на стойку кольцо с зеленым камнем. Подошел Казарян, глянул на кольцо через Сашино плечо, удивился:
– Вполне приличный изумруд. Вполне, вполне.
– Изумруд, не изумруд, а на золоте - проба.
– Сколько ты ему за кольцо отвалила?
– ласково спросил Александр.
– Я не покупала, я в залог. Сто пятьдесят ему налила.
– Ты мне зубы не заговаривай. Сколько?
– Двести рублей.
– Вот и ладушки. А теперь - по порядку, и не торопись, с подробностями.