Забытый - Москва
Шрифт:
– Ты вот чего, Ваня...
– он надолго замолчал, потом махнул рукой, ... на Тверскую улицу кто пошел - знаешь?
– Когда Гаврила распределял, Васька Шило должен был...
– О-о, этот обстоятельный. Пока во все дырки не влезет, не вернется. Ты давай-ка на Тверскую. Посвисти, найди его, вместе поработайте. Ну, если уж не найдешь, тогда один погляди.
– Чего глядеть?
– Не пойдут ли по той дороге. Коли пойдут...
– Бобер мысленно даже поплевал через левое плечо,- будете вдвоем, один мигом сюда. Ты сюда! А Шило пусть дождется и поймет,
– Понял, князь. Все?
– Все. Вперед!
Иван исчез, и тут же (Бобер с Иоганном подумали, что он что-то забыл) вынырнул опять, но это был уже другой, Антон:
– Князь, они уходят!
Даже Иоганн засмеялся. Антон удивился, пожал плечами, но жару в его словах это не убавило:
– Уходят! Конница вперед, и не оглядываются! А пешцы шатры складывают.
– И тут конница! Чья? Кто там стоял?
– Литвины, князь! Все без бород.
– Как идут, куда?
– Вдоль стены, на тот берег Неглинки, а там на Смоленку.
– Да, куда ж им еще... А Гаврила где?
– Тут в буреломе сидит. Распоряжается, кого куда.
– Иди, передай ему, что полон высматривать не надо. Пусть всех, кто есть, бросит на Смоленскую дорогу. Мне надо очень точно, очень хорошо знать, как, в каком порядке литвины пойдут. Где обоз, где полон, каков у полона конвой. Где пехота, а где конница. Где литвины, а где смоляне - это очень важно! Где тверичи. Понимаешь?
– Как не понять!
– Иди. Появится Алексей, его сразу ко мне.
Антон скрылся, а Дмитрий пересел на скамье в угол, устроился поудобней, вытянул ноги, спрятал ладони под мышки:
– Подремлю, Лешка теперь нескоро.
* * *
Кто-то тронул за плечо, и Дмитрий мгновенно вынырнул из сна, увидел близко Алешкино лицо:
– Зачем звал?
Дмитрий сел прямо, передернул плечами:
– Сначала расскажи, чего насмотрел.
– Насмотрел-то? Литвины ушли: конница, пехота, обоз, полон. Полон большой, очень большой. Охрана маленькая. Сейчас смоляне с тверичами уходят.
– Где тверичи?
– Ну, ты уж хочешь!.. Черт их знает! Скажи спасибо, что русских от нерусских отличили.
– Васька Шило вернулся?
– Нет пока.
– Та-ак! Это уже лучше.
– Чего лучше?
– Ладно, дождемся его - будем решать. Ты мне вот что... Коли окрестности московские хорошо изучил: можем мы обогнать смолян нашим отрядом где-нибудь по параллельной дороге? По волоцкой, скажем, или другой. Есть между ними где какая-нибудь перемычка?
– Есть-то она есть, да далековато. Зима ведь, князь. Каково коню зимой по лесу...
– Ну, снегу-то пока немного.
– Коней все равно умотаем. Да еще как бы нам вместе с русскими и литвин не обогнать.
– Ты что, не знаешь, как Олгерд ходит?
– Конницей. А пешцев все время бегом бежать не заставишь.
Эту интересную дискуссию прервали Иван и Васька Шило, ввалившиеся в подвал вдвоем, очень возбужденные:
–
– Нну! Вот теперь все ясно, - Бобер хищно подобрался, - давай разведчиков всех внутрь. Иоганн, буди князя. Конному полку подъем и сбор.
* * *
Тверское войско, насчитывавшее около 10 тысяч и бывшее вполовину больше смоленского, еще не до конца втянулось в просеку Тверской дороги, и арьергард его находился от кремля не дальше теперешнего Моссовета, когда Боровицкие ворота бесшумно распахнулись и выплюнули прямо на лед Неглинки конный отряд. Быстро перемахнув речку, он по кратчайшему пути выбрался на Смоленскую дорогу и растаял в темноте за догоравшими литовскими кострами.
Такими темпами москвичи могли бы догнать смолян меньше чем за час, но у Бобра были совсем другие планы. В том месте, где сейчас речка Сетунь ближе всего подходит к Можайскому шоссе, дорога раздваивалась: одна (Смоленская) шла вдоль берега, отклоняясь южнее, другая (3венигородская) уходила прямо на запад.
Почти нагнав смолян у развилки, москвичи не стали сворачивать за ними на Смоленскую дорогу, а бросились со всей возможной скоростью прямо, на Звенигород. Пройдя за ночь около 30 верст, до впадения в Москву-реку речушки Вяземки, отряд оставил Звенигородскую дорогу и по руслу Вяземки, сделав еще десять верст и вконец замучив лошадей, вышел к утру к Смоленской дороге.
Издали еще заметили костры. Бобер остановил полк, приказал спешиться, расседлывать, поить и кормить коней, - отдыхать. Разведчиков послал узнавать, что за костры. Когда спешился сам, отдал отроку коня и пригласил князей присесть с ним перекусить и вздохнуть, то был неприятно удивлен, какая толпа бояр окружила их. Кроме Бренка (этот воспринимался уже как неотъемлемое) и ближних - Свибла, Кошки, Белеута, молодого Черкиза, было еще с десяток, которых Бобер и по именам-то не знал.
"Неужели все в лучших конниках ходят? Что-то не верится. Засранец! В такую-то минуту не о бое, а о дружках... Скажу я тебе попозже словечко! Хотя просились все, конечно, из кожи вон готовы были, - и это здорово (им в похвалу, не князю!), только вот ну как припрут?"
На душе стало просто гадко, потому что услужливое богатое воображение мигом подсунуло ему картинку, как их "приперли", и он (опять!) только сейчас сообразил, что князья-то тут ОБА, и если... не дай Бог!
– то Москва останется без князей ВООБЩЕ!
"Скверно! На будущее замета. Надо все-таки как-то их растащить, развести! А то..."
Великий князь пододвинулся доверительно:
– Может, не стоило расседлывать?
Свету было совсем мало, чуть в сторонке от них воткнули в снег факел. То был единственный огонь во всем отряде. Но глаз у князя был зорок, да и не только по лицу, но по жесту, по позе он увидел, что Бобер недоволен. Им недоволен! И пожалел, что высунулся: "Что я мог напортачить? Ведь не делали еще ничего!"