Забытый - Москва
Шрифт:
– Стоило, - голос Бобра был жесткий, холодный, - коням все равно надо хоть часика два вздохнуть, вымотались. А нам с теми разобраться, - и качнул головой в сторону костров.
– Как думаешь - кто?
– Что не литвины, почти уверен. За это время гораздо дальше ушли.
– Но у них же пешцев сколько!
– У них теперь такие запасы, - Бобер вздохнул, - он мог всю пехоту в сани посадить и...
– Тогда обоз?
– А вот обоз... Ладно, не спеши, поглядим. Сейчас ребята вернутся, скажут. Ты мне вот что объясни,- и Бобер так же, как князь только что, доверительно наклонился к нему,-
Слова были вроде и шутливы, но голос оставался жестким. Дмитрий вмиг понял, чем Бобер недоволен:
– Пойми, тезка, не мог я им отказать. Да и конники они шустрые, никому не уступят.
– Не уступят... А в деле-то хоть бывали?
– Не все...
– Дмитрий совсем смутился.
– Не все! Ухх!
– Бобер приклонился к самому уху, шепнул: - Всыпал бы я тебе, не будь ты мой князь. От души!
– и не сильно, но очень больно ткнул кулаком под ребра.
* * *
Вернулись резведчики. Радостные. Докладывал Гаврюха:
– Пленные. Похоже, что литовские. Мы литовскую речь слышали. Пришли недавно, толком еще не расположились, спать готовятся.
– Стало быть и обоз?
– Должен быть. Но что-то повозок мало.
– Да, могли обоз к пехоте привязать, - Бобер прикусил большой палец, он когда на немцев ходил, так делал. И пехоте быстрей, и обозу спокойней. В этом случае литовского обоза нам не видать, зато здесь гораздо легче. Много народу, полону-то?
– Много! Навскидку тыщь пять, может, и больше.
– И как они?
– Мужики заколожены, а бабы так, с детишками есть. Разведены отдельно. Побаиваются, может, что бабы колодки помогут сбить. Одеты плоховато. До Литвы померзнет половина.
– Ну, теперь уж до Литвы вряд ли. Саней, говоришь, мало?
– Мало. Есть, но очень мало.
– Чертовщина какая-то. Что ж они их, кормить не собираются?
– Не знаю, князь. Может, не углядели? Может, они сзади где... Мы ведь только с этой стороны наскоротву пошастали.
– Ладно, мудрить не будем. Дадим им улечься, задремать. Всю ночь шли, устали, угомонятся быстро. Вперед-назад по дороге-то чай не далеко расползлись?
– Не-е, туда-сюда всего сажен по двести. Все к воде поближе. Прорубей понадолбили! Зато вдоль речки - далеко.
– Ну, что ж поделаешь, очень тихо работать придется. Сотники! Тимофей, Петр.
– Слушаем, князь.
– Вот смотрите: перед вами двенадцать человек разведчиков. Разделите своих каждый на шесть групп. По сколько там получается, по семнадцать? И каждую группу под начало разведчика. Пусть слушают их как вас. Разведчики знают дорогу, знают, как действовать, все знают. Коней в поводу, луки в руках, колчан открыт. Сами оба и все остальные: бояре и вы, князья, со мной, в центре, прямо по льду пойдем. В прорубь не свалитесь! Алексей, ты со своими слева берегом, сам крайний. Ты, Гаврила, справа крайний. Рассредоточтесь равномерно. Как выйдете на исходный, дайте знать. Сейчас, наверное, самое естественное - по-волчьи?
– По-волчьи, так по-волчьи.
– Кстати, мне-то кого-нибудь оставьте, кто взвыть сможет.
– Не надо, - подал голос Бренк, - я умею.
– Добро. Так вот, когда перекликнемся, начинайте. Тише, осторожней. Убирайте стражу. Сперва наружную, потом
– А дальше?
– не выдержал Великий князь.
– Доживем - увидим.
* * *
Через час оседлали коней, разделились и разошлись. Четверть часа спустя слева, от Алешки, раздался тихий жалобный вой. Через пару минут вой послышался справа. Бобер оглянулся на Бренка:
– Ну, Миша...
Бренк запрокинул голову и... Раздался такой громкий, заунывный, душераздирающий звук, что кони шарахнулись и захрапели, а вдалеке, за вражеским лагерем в трех местах откликнулись настоящие волки. Бобер передернул плечами:
– Однако!..
Миша весело, самодовольно посмотрел на него:
– Еще?
– Нет уж, хватит, а то коней распугаешь. Все. Пошли!
Двух сторожей, стоявших на берегах и услышавших непонятный шум, сняли тихо. Те успели лишь перекликнуться:
– Эй, что там у тебя?
– У меня тихо, это у тебя что-то...
– и дальше тихий стон. Первый, услышав стон и поняв, что случилось неладное, хотел крикнуть, но не успел четыре стрелы ударили его, а одна пробила горло.
Дальше они быстро продвинулись до больших костров, почти симметрично разложенных на том и другом берегах, вокруг которых вповалку лежали пленные: справа мужчины в колодках, слева женщины, многие с детишками. Вокруг этих людских муравейников медленно прохаживались сторожа. Когда те из них, кому не повезло, кто оказался между костром и рекой, попадали под стрелами, у мужского костра тихо, молча вскинулись головы пленников. Зато у костра женского моментально взвился истошный бабий визг, пленницы повскакали и бестолково заметались туда-сюда, закрыв собой всех оставшихся в живых сторожей.
– Е..ные куры!
– безнадежно матюкнулся Бобер, вспомнив отца Ипатия. Все! Все на конь!
Шум, правда, пошел уже отовсюду, так что тихим делам пришел конец. И тут из-за спины князя раздался высокий, очень громкий вскрик:
– Цыц, бабы! Ложись! Ложись, если жизнь дорога!
Бабы услышали и (самое странное!) моментально послушались: повалились, как скошенные, на свое лежбище у костра, прижимая к земле и прикрывая собой детей. Кричал Свибл. Бобер лишь изумленно отметил про себя: "Ишь как его бабы слушают!" и крикнул:
– Вперед! Давай левым берегом!
Отряд прошил лагерь, словно борона пашню, всего минут за десять. Стража ничего не смогла, не успела. Кто лег под стрелами, кто притворился убитым, кто как мог схоронился на первый случай. Только человек двадцать самых шустрых, отдыхавших на московском берегу вблизи коней, позади лагеря, успели вскочить на них, неоседланных, и уйти в сторону Москвы. В сторону литвин, на первый по крайней мере взгляд, никто не прорвался, что очень порадовало Бобра и привело его в весело-боевое настроение.