Забытый - Москва
Шрифт:
– Тьфу! Все учат, учат! И митрополит, и племянник его, и Митяй, и дядя Вася всех больше - надоело! Я думал, хоть ты-то... А ты туда же!
– А я-то что?! Только и сказал, что у тебя на лице все написано. Всего навсего. Так ведь мы с тобой одни. И не только родственники, но вроде бы немного и друзья. А другу подсказать... Кто же тогда и подскажет?
– и Бобер сделал обиженное лицо.
– Нет-нет! Что ты, тезка! Ты не стесняйся, это я так. Знаешь, как он мне надоел со своими указками!
– Кто?
– Дядя Вася, кто ж еще. То не этак, это не так. Ну все не так! Что
– Терпи, князь.
– Сколько терпеть? Сколько можно?! Ну молод, ладно, но не грудной же младенец! Чтобы на каждом шагу мне сопли подбирать!
Бобер усмехнулся в усы. "Что ж, хорошо говоришь. Горяч. Все, как монах расписал. А ты, Василь Василич, уж не обессудь - сам себе яму выкопал".
– Можно и одернуть, если уверен, что прав. Да, может, и пора?..
– Ты считаешь?!
– Дмитрий аж взвился.
– А я думал, ты... Да, тезка! По-моему тоже пора. А то что же, так и до седых му..й мальчиком при дяде просидишь.
– Верно, тезка. Если сразу из-под чужой лапы не вырвешься, то не вырвешься никогда.
– А я о чем! Только вот как? С чего начать?
– Найди момент, чтобы наверняка.
– Как?! Разве тут разочтешь, где наверняка, а где нет. Ты вот что. Ты бы мигнул в нужный момент как-нибудь, что ли... А?
– Идет!
– смеется Бобер, - Только я ведь уеду через неделю, вряд ли успеем. Так что, коль случай не подвернется, подожди моего возвращения.
– Хорошо, подожду. Но тебе там дальше осени не сидеть. Хватит!
– Почему до осени?
– К осени думаю стены закончить. Тогда вплотную войском займусь.
– Если дадут.
– А вот если не дадут!..
– князь делает бешеные глаза, - Тогда и одерну!
– Ну-ну! Я не только дядю Васю имел в виду. Даже не митрополита. Обстоятельства. У меня-то твоих обстоятельств нет.
– Вот и прекрасно! Тогда, может, и пораньше?
– Знаешь, тезка, мне теперь уже самому интересно, как повернется. Да и их на полдороге бросать... Хочу дождаться.
– Татар?!
– Да. Ушкуйники их раздразнили, ясно - они этого не оставят. Ведь всех булгарских купцов очистили, сволочи! Да если б только булгарских! Татары наверняка пойдут. Но вряд ли рано. Они всегда дожидаются, когда вы урожай соберете. Верно? Так что вот она, осень, и с этой стороны тоже выворачивается. А вы-то кремль к осени закончите?
– Должны!
– Я смотрю, сколько же камня еще надо! Всю зиму возить. И то - хватит ли?
– Всю зиму и будем, на то расчет. А камня в Мячкове - горы, все лето кололи. И Иоганн говорит - хватит. Так что весной, только растает - начнем класть.
– Каменщиков-то хватит?
– Плесковичи говорят - хватит, а уж помощников - пруд пруди. Я ведь тебе не досказал. Северную угловую башню Федьки Кошки отец, Андрей Собакин, на себя взял, двор их там. Рядом с ним, у ворот, что на церковь Николы выходят, купцы самые богатые себе выпросили, все почти сурожане: Васька Капица, Кузька Ковырь, Саларевы братья, Елферьевы... В общем - купцы! От Беклемиша наверх, к торжищу, дядя Тимоха башню отвоевал, а Фроловские ворота (опять смеяться будешь!) сам митрополит.
– Как митрополит?!
–
– Кто это, отец Сергий?
– Есть тут у нас один, в лесу живет. По правде живет. Все сам делает, ни у кого ничего не просит, никому не завидует... В общем - сильно правильный мужик! Тянутся к нему люди, уважают. Ну так вот, и вся братия монастырская как летом вкалывала! Землю копали. Лучше всех работали!
– Да-а...
– ничего не смог больше сказать Бобер.
* * *
А перед этим разговором...
Дмитрий примчался в Москву без предупреждения, инкогнито: пятнадцать отроков, пять саней.
Даже на крыльце его не встретил никто. Только когда вошел в сени, в двери туда и сюда кинулись девушки:
– Князь! Князь приехал!
И в повалуше, не успев еще прикрыть за собою дверь, увидел: откуда-то сверху, с лестницы, раскинув как крылья руки, птицей метнулась к нему Юли. На глазах благоговейно и изумленно замершей челяди пала на грудь, прижалась крепко-крепко, уколола грудями, но поцеловала чинно, три раза в щеки, отстранилась и - девушкам:
– За княгиней гонца - мигом! За отцом Ипатом к князь-Владимиру немедленно! За Алексей Афанасьичем и Гаврил Алексеичем к боярину Василию или в великокняжеские хоромы - найти и сказать. За Иоганном на западную стену. Ефим Василича предупредить: пусть готовит баню и стол! Пойдем, князь, вздохнешь, пока княгиня приедет да все соберутся.
Дмитрий ничего не соображал, но почуял: сейчас! сейчас! и слепо отдался на волю Юли. Девушки бросились врассыпную выполнять приказания, а она, как клешней вцепившись в руку, потащила его по лестнице вверх, вверх, потом налево куда-то, в закоулок, в дверь, втащила как пойманную мышь в светелку, дверь - хлоп! и на мощную задвижку - щелк! и остановилась перед ним, опустила глаза, плечи, руки - ну!!!
Дмитрий прохрипел шепотом:
– Не зайдет кто?
Она откликнулась скороговоркой, тоже с хрипотцой:
– Люба с Великой княгиней кататься уехала, на тройке, раньше часа не будет. Монах у Володьки, раньше всех придет. Но он же не сунется... Алешку с Гаврюхой еще найти надо. Только если Ефим припрется уточнять, но с ним я просто...
– и заглянула в глаза, и утонула в них, и кинулась на шею, обвила руками, повисла: - А-ах, Митя мой! Как ты долго!..
Он отнес ее и уронил на лавку, они бросились друг к другу, как голодные к куску хлеба, суета, сумбур, он раздевал ее, она его, мешали друг другу, спешили, задыхались... Наконец он воткнулся в нее, и ему показалось (как тогда, в самый первый раз), что распорол ее надвое, а она (тоже как тогда) ухнула по-медвежьи, вцепилась в поясницу и неимоверно сильно прижала к себе, и заскулила по-собачьи, и он сразу же изверг в нее всю свою страсть, все ночные бредни, все, накопившееся в нем за время разлуки. Но ни на миг не подумал приостановиться, прислушаться к себе, а продолжал бешено втыкаться в нее, совершенно уверенный в себе, и сила его не вяла!