Зачем смерть давала шанс
Шрифт:
– Иди, гнида, сядь вон там в углу. Закрой свой поганый рот и не шевелись, отвечать будешь только тогда, когда тебя об этом попросят. Понял меня?
– Понял, – заикаясь, как овца, проблеял Гришка.
– Он, что, не в курсе вчерашнего? – спросил Егор председателя.
– Думаю, что нет. Я его утром с постели еще пьяного поднял, и сразу сюда привел. По дороге он ни с кем не общался. Ночью тоже, по-видимому, не до этого было, с вечера хорошо погулял.
– Понятно, почему он так себя ведет, – и, повернувшись к Гришке, сидящему в углу на краешке стула добавил. – Значит так, вчера вечером после ваших с Миронычем стараний, по пути домой на внука Тугая напали волки. Ты, Григорий, был в курсе, что в округе появилось множество волков, да к тому же тебя и Петр Николаевич предупреждал, чтобы ты так просто не отпускал его одного, а проводил до дома. Или учитель обманул меня?
– Да, он предупредил меня, – осознавая
– Он сейчас жив, но в очень тяжелом состоянии. Фельдшер, конечно, делает все возможное, чтобы спасти ребенка, в данный момент в город везти его нельзя, он не перенесет дороги. Так вот слушай меня и не перебивай, дважды повторять не буду. Если, не дай бог, мальчонка умрет, я тебе, червяк навозный, клятвенно обещаю, прямо при свидетеле, что ты больше двух дней не проживешь. Я со своей стороны приложу максимум усилий, но клятву свою я сдержу. Надеюсь, ты меня услышал?
Гришка бледный и испуганный понял, что с ним не шутят, и действительно по его вине может погибнуть ребенок. От осознания своей вины у него на глазах заблестели слезы, и он только молча кивнул в ответ.
– Хорошо, что ты меня услышал. Теперь иди сюда, садись ближе, я ведь не могу с тобой разговаривать, повернувшись к Петру Ильичу спиной. А разговор у нас будет долгим. Ты, Григорий, прекрасно и сам понимаешь, что за те два года, которые ты проработал у нас в колхозе, ты натворил так много, что пришла пора ответить за все. Ты не маленький мальчик, и назначен властью блюсти порядок и законность на вверенном тебе участке. Но ты пренебрег своими прямыми обязанностями. Вместо этого ты занимаешься поборами с местного населения и пьянкой. А на этот раз ты превысил свои полномочия, что привело к трагедии. Так вот, руководство твое уже в курсе всех событий, они полностью открестились от тебя, и поручили нам на месте разобраться, и то решение, которое мы сейчас примем, они примут за основу. С этой минуты твоя судьба зависит от нашего решения, ты хоть понимаешь это? – Гришка, опустив голову, молчал. – Но мы не звери, и нам бы хотелось обойтись малой кровью. Мы предлагаем тебе самому проанализировать в рамках закона всю свою деятельность на посту участкового и выбрать ту меру наказания, которую ты, по своему усмотрению, заслуживаешь. Но если ты против нашего разговора, то милости просим за дверь, тебя никто останавливать не станет, это будет только твой выбор.
Гришка, нахмурив брови и опустив голову, внимательно прислушивался к каждому слову Егора. В его груди все горело, и не только от выпитого накануне вечером, но и от ненависти к этим всезнающим и поучающим его старикам. Головой он понимал, как не крути, а они правы. Во всем виновато его пристрастие к водке.
И тогда в районе, когда он, по-детски мечтал, стать знаменитым сыщиком как Шерлок Холмс или как комиссар Мегрэ. Но и тогда вмешалась водка. Его, понизив в должности, отправили в эту глухомань, от которой он так счастливо избавился, когда поступил в школу милиции. И вот теперь новая напасть. Теперь ясно как божий день, что его выпрут из колхоза, в этом он был совершенно уверен. И неизвестно, как они все это могут преподнести, ведь могут и дело завести. Нет, лучше уж из милиции добровольно уйти, и тихо соглашаться на все, чем загреметь на нары. В любом случае, воля лучше, чем неволя. Надо посидеть смирно, не возмущаться и не пререкаться. Может, все еще и обойдется, главное сейчас придать лицу виноватый вид, раскаянье смягчает степень наказания.
А в голове крутилась мысль, что не удалось отомстить проклятому китайцу. Если не ему, то хотя бы его выкормышу. За то, что он отходил его, тогда, на глазах у всех. За тот проклятый стог сена, который он сжег просто так от скуки. Но ничего, не получилось сейчас, возможно представится случай в будущем, как знать, – думал Гришка, присаживаясь к столу, подальше от взбешенного Егора. Неровен час, опять взбесится, глядя на огромные руки Егора, – такой кувалдой можно, таких как я, одним ударом двоих до смерти зашибить.
Петр Ильич, откинувшись на спинку стула и теребя бахрому от скатерти в руках, с интересом наблюдал, как на этот раз поведет себя Егор. Ему не раз доводилось быть свидетелем таких вот воспитательных бесед с населением.
Каждый раз он удивлялся тому, как этот огромный человек мог нащупать ту самую заветную ниточку, и, потянув за нее, мог направить заблудшую душу в нужном направлении.
Он вспомнил, как это случилось с конюхом Семеном. Напившись где-то до безобразия, Семен, придя домой, устроил скандал. Сначала он принялся избивать детей. Видите ли, они не доброжелательно посмотрели на него. Но когда его жена Мария вступилась за детей, он стал с особой жестокостью избивать ее вожжами.
Мария вся окровавленная, все же сумела вырваться и выбежать на улицу. Семен с окровавленными вожжами гнался за ней. На счастье Марии, мимо шел
Рано утром Егор развязал забияку, окунув несколько раз в большую бочку с водой, после чего повел в дом, показывать следы его буйной деятельности. Держа за шиворот, он стал водить его по дому, показывая разбитую посуду, поломанную мебель, наконец, показал избитых детей, испуганно сбившихся в углу кровати. На другой кровати лежала почти до смерти избитая Мария.
– Смотри, герой ты наш, на свои подвиги. Смотри, не надо отворачиваться, ты теперь должен гордится, что в одиночку справился со страшными врагами, с беззащитными детьми и женой. Теперь не только ты, но и вся округа должна гордится тобой.
– Да я, Егор Силантьевич, понимаешь, пьяный вчера был, ну и не сдержался, ты уж извини меня, перебрал немного.
– Ах, вон оно как, ты значит, пьяный был, ну это в корне меняет дело. Это очень серьезное оправдание. Получается, когда ты пьян, тебе все позволено. И ты решил окружающим показать, кто есть кто. Ну, ты и показал беззащитным детям свою мужскую значимость, и теперь жена с детьми знают свое место и понимают, кто в доме хозяин и господин. А это значит, что тебе все позволено, а они ничтожные должны перед тобой ходить на цыпочках и пресмыкаться. А что делают они? Они, на зло тебе, только и знают, что едят и спят. А ты один, обездоленный только и знаешь, что с утра до глубокой ночи работать, не покладая рук, чтобы прокормить эту ораву бездельников. Приходишь домой, а здесь тебе ни почета, ни уважения.
– Ну, что ты так, Егор Селантич, я же говорю, пьян был, погорячился слегка, с кем не бывает. Прости, пожалуйста.
– Ты не у меня проси прощение, а у своей жены и детей, которых избил до неузнаваемости. Вот их ты обидел основательно. Я, когда вчера вечером тебя связывал, слышал, как ты кричал, что они все лодыри и нахлебники. Только ты один их кормишь и поишь, а они – обуза на твоей шее. А ты пробовал, хотя бы раз представить себя на месте своей жены. Да не смотри ты на меня так, ты хотя бы мысленно, на одну минуту, представь себе то, чем занимается твоя жена в течение всего дня. Мне кажется, что у тебя ничего не получается, – видя его тщетные попытки, сказал Егор. – Хорошо, я помогу тебе. Представь, что это ты встаешь ни свет ни заря, когда остальные еще спят, это ты готовишь еду на всю семью. Это тебе приходится заботиться о том, как, и чем накормить семью. Это ты управляешься с хозяйством, потом будишь всех остальных, кормишь их, собираешь детей в школу и провожаешь мужа на работу. Потом бежишь сама, целый день работаешь на ферме, домой уже еле ноги несешь. Дома ждут голодные дети, нужно готовить ужин. Нужно всех накормить, напоить, выслушать капризы, что где-то кому-то что-то не понравилось. Потом всех нужно уложить спать, да еще не забыть ублажить пьяного мужа в постели, и если все прошло хорошо, то встать после этого и заняться стиркой. Женщине нельзя отпустить детей в школу в грязной одежде. А тебе приходилось после такого напряженного дня еще и ночи напролет сидеть у кроватки больного ребенка? А утром начинать все сызнова. А к вечеру приходит пьяный муж и начинает выяснять, кто в доме хозяин, и не просто на словах, а с побоями, от которых потом неделю встать нормальный человек не может. Но разве здесь полежишь, надо опять готовить, стирать и так далее. А ты сам пробовал выносить ребенка, рожать в страшных муках, заботится о нем, ночей не спать, а потом смотреть, как пьяный урод из твоего ребенка делает калеку. И вот всю эту никчемную заботу отдали женщине, теперь она сидит сиднем и ничего не делает, а тебе бедному, обездоленному приходится страдать на проклятой работе, мучится, пить горькую, а потом приходится еще и свои права отстаивать, а это ох не легкая обязанность. Какая несправедливость на свете, тебе даже такую мелочь как родить ребенка не доверяют. Ты, наверное, поэтому и обиделся на всех и вся. Ну, что молчишь. Может я не прав, и зря на тебя наседаю?
Семен молчал. Потом, встав со стула, не глядя ни на кого, на дрожащих ногах подошел к кровати, на которой лежала Мария, и опустился на колени. Постояв немного, уткнулся лицом в ее руки, тихо заплакал. Егор после этого тихонько, на цыпочках, вышел из дома.
После этой беседы в деревне никто не видел Семена выпивающим, даже на свадьбе собственного сына, он не позволил себе ни одной рюмки спиртного.
Но не со всеми, он поступал так. Находились и такие, кому слова не помогали, тогда наука, как поговаривали в деревне, доходила через кулаки. Правда свидетелей никогда не было, но зато потом многие приходили и благодарили его за науку. И после того как Егор ушел в отставку, по состоянию здоровья, люди продолжают приходить к нему, с просьбой помочь в том или ином вопросе, и никому он не отказал. Если не мог помочь делом, то обязательно помогал советом.