Зачет по тварезнанию

Нарватова Светлана

…Я проснулся от радостного вопля Лайны:

— Я поняла!

И еще ее тычка. В плечо. Я потер место удара. Откуда столько энергии в человеке? Ночь на дворе.

Продрал глаза и огляделся. За время моего сна вокруг почти ничего не изменилось. Разве что сбоку от Хольм курлыкал мелкозуб. На мое пробуждение он настороженно повел ухом и только.

— Давно он тут? — спросил я, зевая.

— Кто? — переспросила Джелайна, удивленно поглядывая на тварюгу, которого рассеянно поглаживала рукой. — А, Гррых? Не знаю.

Похоже, она была настолько увлечена чтением о тварях, что не заметила появления твари рядом.

— Не отвлекай. Я поняла: каждая жизнеформа

у твари для определенной цели, — торжествующе выдала она. — Или «твареформа»? — спросила она как будто у меня, но, судя по отсутствующему взгляду, вопрос был чисто риторическим. — Да, пусть будет «твареформа»!

Я кивнул. Меня, конечно, не спрашивали. Но уже то, что разбудили, чтобы поделиться, — огромная победа! До этого момента я подозревал, что для Лайны я — всего лишь подручный самоходный инструмент для удовлетворения всяческих нужд. То есть она меня, вроде как, даже ревновала. В каком-то смысле. Но при этом не воспринимала всерьез. А если пригласила в святая святых — свои размышления, значит, я для нее что-то действительно значу.

Хотелось бы на это надеяться.

Пока я рассуждал про себя, Джелайна молчала. Кажется, ожидала моей реакции.

— И кто для какой цели? — уточнил я. И угадал с вопросом.

— Смотри, — оживилась она. — Единственная тварь, которую нам доводилось встречать на яйцах, это жутконос. Верно?

Я кивнул. Верно.

— И мы считали, что остальные просто лучше прячут гнезда. А что если жутконос единственный из всех твареформ способен откладывать яйца? — в пылающих глазах Хольм читалось: «А? Круто?»

Я кивнул. Круто. А потом понял, что меня о другом спрашивали. Вслух.

— Интересная мысль, — согласился я. — Тогда, выходит, выпень — твареформа для брачного периода?

Поскольку только для выпеня описывались ритуалы ухаживания.

— Ну да, — согласилась Лайна. — А мелкозуб — это исходная, глубоко удовлетворенная и довольная собой особь.

Она поцарапала Гррыха между ушей, и тот закурлыкал еще интенсивнее, демонстрируя: да, я удовлетворён и очень доволен.

— А почему тогда они в таком виде не брачуются? — уточнил я и протянул руку к мелкозубу. — Мне кажется, очень миленькая твареформа.

Гррых лениво покосился на меня, но не пропал. И позволил себя почесать. И даже развернулся так, чтобы его удобнее было чесать в четыре руки. Шерстка твари была удивительно нежной и приятной на ощупь.

— А как же соперники? — умиленно просюсюкала она, теребя тварь за мягкое пузико. — Как такой мурмусичек будет бороться с соперниками? Саблехвостости у него нет. Клыков нет. Чем за самку сражаться?

— А косорыл? Для чего нужен косорыл? — втянулся я.

— Чтобы прятаться. Может, кстати, косорыл — это следующая стадия родительства после жутконоса. Может, он нужен, чтобы птенцов, то есть, тварят, прятать от хищников.

— А для чего тогда нужен мраколют? — подбросил я очередной вопрос.

— Не знаю, — пожала плечами Джелайна и обезоруживающе улыбнулась. — Но мы же разберемся?

Ради этого «мы» я был готов разобраться даже с тем, для чего нужен лютостужень.

66. Кей. На грани сна.

Я потянулся к ее губам. И Лайна мне ответила. Немного рассеянно и капельку удивленно. Мол, как можно думать о каких-то глупостях, когда можно думать о тварях! Но тот, кто умеет ждать, рано или поздно своего дождется. Особенно, если не просто ждать, а двигаться навстречу.

Я бросил взгляд в сторону Гррыха, но тот предусмотрительно исчез. Я еще больше зауважал

мелкозуба. Тварь, а с понятием! Я бережно уложил Джелайну на пол, не разрывая поцелуй. Оторвался от ее рта, пытаясь отдышаться за пару ударов сердца и любуясь ее расфокусированным взглядом. А потом вернулся к поцелуям, осыпая ее виски, скулы, шею, постепенно спускаясь ниже, распуская шнуровку. А она послушно отдавалась моим ласкам. Что вдруг случилось с Джелайной Хольм? Где ее экспрессия и стремление управлять всем миром? Нет, я совершенно не был против. Наоборот, сейчас как никогда полно я чувствовал себя мужчиной. Просто наполненным до краев мужчиной, и мне стоило огромного труда не излиться прямо сейчас. А мне еще нужно довести Лайну до эха. Раз она мне доверилась и выпустила контроль из своих рук.

Это доверие, это «мы», это «Кейратушка» — всё это сводило с ума. И в очередной раз переломило мое восприятие мира. Мне казалось, что не просто глажу ее бархатную кожу, а напитываю ее силой. Только сила эта не уходит из меня, а, кажется, растет. Словно в кулоне из чародита, отражаясь от нас снова и снова, магия росла и наполняла нас легкостью и безумием. Я ощутил, как вокруг нас сомкнулась защитная сфера. Рвано, словно продираясь из пространства и застревая местами, но она была целой. Я влил в нее свою силу, укрепляя несущие струны, и только потом понял, что впервые не выставлял щит, а подпитывал чужой. Хотя какой же он чужой? Он наш. Потому что у нас есть мы.

Я помог Лайне избавиться от одежды, всё еще не веря, что это не сон. Мы были близки не в первый раз, и каждый раз казалось, что сейчас я проснусь с позорным пятном на подштаниках. Она была такой красивой. Такой сладкой. Такой податливой. Такой невыразимо моей…

Я наскоро сбросил то, что на мне осталось, и лег на Лайну, кожа к коже, как в первый раз. Я понимал, что тяжелый, но не мог сдержаться. Будто своим весом я мог ее удержать. Потом потерся об ее грудь, сперва волнующе острую, но тающую от моего тепла. Потом, не торопясь, нашел горячий, влажный вход, и так же не спеша, боясь расплескать свою «наполненность» от ее тихого стона, вошел. Дайна, понимаю, что не вовремя, но дай мне сил сдержаться! И так же медленно вышел, словно вырывая, выцарапывая себя из нее. И снова вернулся, сжав зубы и впившись когтями в основания сжатых за головой Джелайны кулаков, чтобы не потерять контроль. И еще. Снова. Глубже. Резче. Быстрее. И громче стон Лайны. И ее открытая шея манит, я чувствую себя хищником, вылизывая место, где бьется пульсом ее сонная артерия, и прикусывая сладкое место под ухом. И меня прошивает волна удовольствия. Не моего. Ее. А затем эхо от ее волны. И эхо от эха. И вжавшись в нее, вцепившись, будто этой волной меня может смыть, я даю волю себе, и закольцованное, пойманное в сферу двойное наслаждение выжимает нас досуха, и я уже не знаю, где заканчивается оно и начинается сон…

67. Лайна. Дома. Такое ощущение, что дома

Я проснулась от слепящего света в глаза. Огляделась. И поняла, что ни я, ни Кей не потушили светильник, когда засыпали. Еще бы! Засыпали мы совершенно непланово. И не только засыпали…

Я попыталась повернуться поудобнее. И обнаружила, что это не так-то просто сделать, чтобы никого не потревожить: со спины меня обнимал Кей, а в «лунке» между животом и коленями свернулся Гррых, укрыв морду хвостом. Я бы тоже укрыла, если бы у меня был хвост, и ничего бы меня не разбудило. Нужно было просто «выкрутить» светлячка на ноль, и я вытащила руку, прижатую горячей лапищей Кейрата.