Зачистка в Аризоне
Шрифт:
Когда в знойном мареве показались силуэты всадников, он подумал, что бредит. Длинной цепочкой они скользили по гребню далекой дюны и тонули за ней, один за другим.
Он хотел закричать, но из горла вырвалось только шипение, как у дикой кошки. Он сдернул рубаху и взмахнул ей над головой — и тут же оступился, голова его закружилась, и он повалился на песок…
Капли теплой воды упали на его губы.
«Я уже умер, — подумал Васкес. — Надо мной плачут ангелы».
Один из ангелов пнул его босой ногой под ребра:
— Не спи на
Он сел, встряхиваясь всем телом, и огляделся. Десяток оборванцев в сомбреро, крест-накрест опоясанные патронташами, стояли вокруг него, опираясь на песок прикладами «маузеров».
— Если хочешь жить, давай подымайся. Если хочешь помереть, мы тебе поможем. Штыком.
Фернандо хотел объяснить, что он только что пересек пустыню, а перед этим бежал от виселицы, а когда-то даже побывал в братской могиле. Он столько раз мог подохнуть, однако всегда оказывался хитрее смерти. И не им, соплякам босоногим, насмехаться над Фернандо Васкесом! Но его обожженная глотка смогла только просипеть:
— Не надо штыком…
26
Индейский хлеб
Пожилая мексиканка обмакнула руку в серое жидкое тесто и размазала его по плоскому камню над углями. С легким шипением прозрачная пленка стала густеть, и когда ладонь женщины дошла до нижнего края камня, на верхнем уже появился слой, похожий на лист оберточной бумаги.
Она прямо на камне свернула рулончик и положила его на плетеное блюдо.
— Это называется «пики», — сказала Инес, проследив за взглядом Ильи. — Индейский хлеб.
Они сидели в хижине, прячась от дождя. Дым от углей, завиваясь, уходил под свод очага, сложенного из булыжников.
— А почему вчера хлеб был другим? — спросил Илья. — Вчера были обычные тортильи.
— Пики вы возьмете в дорогу, — сказала женщина. — Они легкие и не черствеют.
— Значит, сегодня мы сможем уйти?
— Кто знает? Может быть, сегодня. Или завтра.
Уже третий день они жили в лесном поселке, где кроме них были только женщины и дети. Все мужчины неделю назад ушли за перевал и до сих пор не вернулись. Такое бывало часто. Местные жители никогда не уходили в лес по одиночке. На этот раз они отправились не на охоту. На перевале попали в беду несколько белых — одни свалились в пропасть, а другие пытались их оттуда вытащить. Жители поселка помогли им, а потом подрядились провести коротким путем через горы к дороге.
Когда они вернутся, в поселке будет устроен праздник. В жертву богам принесут кабанчика. На столах появятся кувшины с забродившим соком лесных ягод. А наутро все мужчины снова уйдут, чтобы довести до реки друзей колдуна Адамса.
— Я бы так не смог, — сказал Остерман, глядя, как Инес ловко зашивает его рубашку. — Не смог бы так спокойно сидеть и ждать несколько дней, пока мужья и братья шатаются неизвестно где.
— Потому что ты не женщина. Женщины могут больше, чем мужчины.
— Говоришь, как моя бабушка, — сказал
Его родная бабушка, оставшаяся в Одессе, никогда ничего такого ему не говорила. Он хотел сказать «как старуха», но в последний момент испугался.
— Да? Я такая старая?
— А моя бабушка вовсе не старая. Она молодая, красивая, веселая. Правда, я давно ее не видел.
— Почему?
— Она живет далеко. Очень далеко. Еще дальше, чем мама, отец, брат и сестра.
«Хорошо, что у меня нет племянников», — подумал он, потому что не помнил, как будет «племянник» по-испански.
— А чем ты занимаешься так далеко от дома?
— Чем? Спасаю маленьких глупых девочек.
Она хихикнула и хотела перекусить нитку. Но он подал ей нож:
— Не порть зубы. Они тебе еще пригодятся.
— Убери это… — Инес нахмурилась. И тут же лицо ее разгладилось, и на нем снова появилась усмешка. — Мануэль тоже глупая девочка? Луисита говорила, ты и его спас.
— А мы с Крисом всех спасаем. Привычка такая.
— Сеньор Крис не такой, как ты. Он строгий.
— А я?
— А ты веселый. Ты не похож на гринго.
— Я не гринго. И Крис тоже не гринго. Мы с ним из Одессы.
Он стал подыскивать нужные слова, способные описать город у моря. Море… Как объяснить ей, что такое море? Но Инес сказала:
— А я из Пуэрто-Пеньяско. Там хорошо. Залив, горы и много-много цветов.
— Как же ты оказалась в Соноре?
— Отец получил там земельный надел. Тогда всех переселяли на новые земли. И мы переехали. Через год родители умерли, и я стала работать в доме алькальда. Мне повезло. Алькальд — добрый человек. Три года я нянчила его детей. Да, алькальд — добрый человек, но его жена меня не любила. Она отдала меня миссис Фраун.
— И куда же ты вернешься? Опять в дом алькальда? Или в этот свой Пуэрто…
— Пуэрто-Пеньяско. Не знаю. Может быть, родители Луиситы и Мануэля возьмут меня в свою семью. — Она расправила рубашку и посмотрела ее на свет. — Все, можешь носить.
— Спасибо. Если бы не ты, я бы ее выбросил.
— Ничего не выбрасывай.
— Ну вот, опять ты меня учишь. Слушай, у меня тут завалялась одна вещица… — Он достал из-за пазухи маленький кольт и показал его, держа на ладони. — Нравится?
Илья долго готовился к этому моменту. Ожидая, что девушка придет в ужас от одного вида оружия, он приготовил немало аргументов в защиту своего подарка. Но Инес снова удивила его.
— Какой крошечный, — умилилась она. — Можно подержать? Он не выстрелит?
— Нет. — Он выгреб патроны из кармана и покатал их на ладони. — Не заряжен.
Она принялась вертеть револьвер в руках и рассматривать гравировку на стволе.
— Почему он такой маленький?
— Чтобы умещался в кармане. Обычно такие штучки носят с собой картежники. А еще их берут в дорогу дамочки, которым приходится путешествовать* без сопровождения.
— Это твой?
— Я похож на дамочку? Нет. Он твой.