Задержать на рассвете
Шрифт:
«Совершил побег Кокурин Николай Иванович, 1924 года рождения. Осужденный по статьям… На вид 35–36 лет, высокого роста, нормального телосложения, лицо овальное, спинка носа вогнутая, основание носа горизонтальное; подбородок слегка скошенный. Особая примета: шрам на правой брови… Примите меры розыска».
Девять десятых встречных имеют овальные лица, наделены, к счастью для них, нормальным телосложением, характеризуются вогнутыми спинками носов, то есть они попросту курносы. Что же касается шрама, то его не так просто заметить, если не представляешь себе облик человека и не знаешь особенностей
Наверное, большие результаты дала бы попытка не внешнего, а психологического портрета Кокурина: «Выражение лица отчужденное, часто курит, докуривая сигарету почти до конца, придерживая ее ногтями, взгляд холодный, дерзкий, ведет себя независимо, молчаливо, необщителен, при волнении поднимает правую бровь и закусывает нижнюю губу…» И так далее. Может быть, это дало бы лучшие результаты? Трудно сказать.
…До ближайшей станции был час езды. Там, знал Кокурин, его будут искать по-настоящему. Он думал об этом, сидя на боковой полке посередине вагона, а руки, словно управляемые автономно, из центра, находящегося вне его, Кокурина, привычно скидывали крупные очки на взятку партнеру и безошибочно били чужого туза козырной десяткой. Играть в карты он умел. Это было, пожалуй, единственное, что он умел делать хорошо, потому что даже в воровстве он особенно не отличался.
Среди партнеров по вагону оказался и любитель игры в «очко». Бубен сел играть, не имея в кармане ни копейки, и выиграл. Выиграл дважды и трижды. Партнеры проигрывали беззлобно. Деньги у них были.
Сбоку у окна висела старая, видавшая виды синяя куртка из кожзаменителя, на которую Кокурин время от времени поглядывал. Он знал, что должен завладеть ею любым путем.
— Что, куртка моя понравилась? — со смехом спросил ее владелец, сидевший тут же на лавке.
— Ага! Может, продашь?
— Зачем тебе рвань такая? Смотри на подкладку!
— А мне такая нужна. Сколько?
— Ну, сколько? Давай на две бутылки! Только смотри не обижайся потом!
…Когда оперативники линейного отдела в Борисовке шли по поезду, они видели мужчин, ехавших на уборку урожая. Чем-то похожие друг на друга комбайнеры, прицепщики перебрасывались крепкими шуточками, перекликались громкими, привыкшими к большим просторам голосами. Кокурин среди них не выделялся.
Не выделялся прежде всего потому, что у него теперь была ярко-синяя куртка — необычная, невольно привлекавшая к себе внимание окружающих, а потому казавшаяся немыслимой на беглеце. Документов у Кокурина никто не проверил. Он вышел из поезда в Остаповке, на попутной машине доехал до Вицева и оказался вне зоны розыска по горячим следам.
В Остромск Кокурин приехал утром. Шел мелкий моросящий дождь. Плаща у беглеца не было. Он вышел из вагона якобы только за тем, чтобы купить газету. Без чемодана, без вещей, он постарался побыстрее покинуть вокзал и смешался с людьми, ожидавшими автобус на площади.
Он ничего не ел до самого вечера. Деньги, выигранные в карты, кончились, но какое-то чувство удерживало его от воровства. Бубен знал, что кражи, совершенные
Но дело было не только в этом.
О чем он думал, решаясь на побег? Хотел ли он, оказавшись на свободе, совершить крупную удачную кражу, погулять, потом снова сесть в тюрьму — уже на очень-очень долгий срок? Нет… Хотел ли он исправиться, начать честную жизнь на воле? Тоже нет.
Просто он ощутил внезапно, после всех разговоров с оперуполномоченными, после книг, стремительный бег уходящего времени. Вдруг он понял то, о чем ему твердили сотни, даже, пожалуй, тысячи раз следователи, работники милиции и колоний, — что дни уходят, что оставшегося времени может уже не хватить на то, чтобы начать иную жизнь — какую, толком не мог себе и представить.
И сейчас Кокурин бродил по городу в нерешительности, отдавшись мыслям бесполезным и даже опасным для бежавшего преступника. Он думал о том, что рано или поздно ему придется пойти на воровство, и тем не менее не делал ничего, чтобы подготовиться к этому.
Так люди, бросившие курить и не курившие в течение длительного времени, решившись вдруг поднести ко рту сигарету, оттягивают минуту первой затяжки, хотят продлить хотя бы еще немного ставшее привычным ощущение чистоты.
Несколько раз Кокурин подходил к рекламные щитам:
«ШКОЛЕ ТОРГОВОГО УЧЕНИЧЕСТВА — МАГАЗИНУ № 87 «ГАСТРОНОМ» ТРЕБУЮТСЯ УЧЕНИКИ ПРОДАВЦОВ. СРОК ОБУЧЕНИЯ…»
«НА РАБОТУ В ОТЪЕЗД ТРЕБУЮТСЯ…»
Он водил пальцем: «ГЛАВНЫЕ БУХГАЛТЕРЫ ИНЖЕНЕРЫ-ЭКОНОМИСТЫ, ПЛАНОВИКИ СПЕЦИАЛИСТЫ ГОРНО-ОБОГАТИТЕЛЬНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ». Нет, здесь не было строчки «ЛЮДИ БЕЗ ДОКУМЕНТОВ И СПЕЦИАЛЬНОСТИ».
Женщина на троллейбусной остановке читала книгу, он заглянул через ее плечо.
«— Ты уходишь, Морис?
— Ну, ты же знаешь, что мне не получить работы!
Николь заплакала».
Маленькая дамская сумочка была небрежно положена сверху в хозяйственную, украсть ее было нетрудно. Но, постояв рядом с женщиной и заглянув к ней в книгу, Бубен отошел в сторону.
Под вечер узкими улочками вновь вышел к вокзалу и вновь миновал его такими же маленькими переулками и улочками. Потом Кокурин неожиданно оказался среди двухэтажных деревянных бараков в районе, где пахло теплой железнодорожной гарью.
Под окнами в маленьких, отвоеванных у тротуаров садиках сидели люди, разговаривали или играли в домино. В глубине окон матово серебрились экраны телевизоров.
— Оля! — крикнул кто-то из палисадника. — Я до магазина, пока не закрыли!
Солнце опускалось за водонапорную башню, затейливо сложенную из желтого и белого кирпича.
Пожилой, но крепкий еще человек вышел из калитки навстречу Кокурину. У него было добродушное загорелое лицо работяги и необычные, стремительные, взметнувшиеся ко лбу черные брови. Старая фетровая шляпа была сдвинута на затылок.
Кокурин повернул вслед за этим человеком.
Голодному Бубну магазин показался сказочно красивым. На одной из его не слишком освещенных витрин были выложены пирамиды из рыбных консервов, банок со свиной тушенкой. Но Кокурина больше привлекла другая, где маленький веселый поваренок нес впереди себя на гигантской вилке такую же гигантскую котлету.