Загадаю Тебя
Шрифт:
– Богдан…
– Я обещаю тебе.
Столько в его голосе железа и искренности…
– Не с того начал почти год назад. Извини, дурак был. Сейчас всё иначе, я докажу. Ты мне веришь?
Вижу, что переживает, ожидая моей реакции.
– Оль…
– Верю.
– Значит, согласна? – его лоб касается моего.
– Согласна, – взволнованно выдыхаю, и в животе начинают порхать те самые бабочки из тетрадки.
Наши лица так близко.
Его дыхание. Моё.
Томительная
И…
Облом.
Поцелуя не случается.
Богдан отстраняется, а я испытываю острейший приступ глубокого разочарования.
– Тогда до воскресенья? – задерживает обжигающий взгляд на моих губах.
Тук-тук-тук.
Сердце гулко тарабанит о рёбра.
– До воскресенья, – отзываюсь тихо, почти шёпотом.
Он кивает. Улыбается. Отпускает мою руку и уходит…
Глава 32
Богдан
«Ты где? Тащи свою задницу на парковку»
Убираю телефон в карман и, накинув капюшон на голову, выхожу из здания.
На улице погода разыгралась не на шутку. Снег шурует. Ветрюган дует ледяной. И хотя официально по календарю зима ещё не настала, по факту Москва уже вторую неделю по полной ощущает её присутствие…
– Здорова, – прыгаю в тачку к Разумовскому и нарочно стряхиваю на него снег. А то сидит тут в тепле, понимаешь ли, без куртки.
– Твою мать, Сухоруков! – орёт он недовольно. – Какого хрена?
Ржу, глядя на то, как он возмущается.
– Там дубак конкретный.
– Я в курсе. Пока дошёл до гаража, чуть яйца свои драгоценные не отморозил.
– Батюшки! Целых две минуты на улице! – закатываю глаза.
– Я привык, что можно посадить жопу в тачку прямо дома, – отзывается блондин капризно.
– Ну тебе, по крайней мере, всё ещё есть куда её сажать, – подмечаю, с тоской вспоминая свою красавицу.
– Ты прав. Сорян, Богданыч, – трогается с места.
– Цени момент, – пожимаю плечом, и он кивает.
Да уж. Сказал бы мне кто-нибудь год назад, что я останусь без машины и буду, как все смертные, пешеходом. Ни за что не поверил бы.
– Чё там в универе сегодня? – поглядывая в зеркало заднего вида, спрашивает без особого интереса.
– Всё тоже самое. Семинар у Лещука отменили.
– Повезло.
– А сам-то чё туда не двинул?
– В лом было. Меня вырубило на пол дня. Только встал полчаса назад, – трёт глаза, зевает и сигналит оленю на мазде, пытающемуся влезть в наш ряд. – Тебе тоже поспать не мешало бы. На кой хер ты попёрся на пары?
Снова пожимаю плечом, а потом честно признаюсь ему:
– Олю хотел проводить.
–
– Дошла бы. Просто хотел увидеть её. Соскучился.
Все выходные мы с пацанами работали над программой и встретиться с Олей, к сожалению, не получилось. Вот и вчера закончили поздно. Я буквально на два-три часа к подушке приложился.
– Озвереть, прям не узнаю тебя…. Встаёшь ни свет, ни заря, чалишься в метро и тащишься на мороз ради девчонки.
– Да. Потому что я только об этой девчонке и думаю.
Сутки напролёт.
– Так и я о том. Помешался уже на своей Оле. Видел бы ты свою рожу в тот момент, когда говоришь о ней…
Поворачиваюсь и улыбаюсь.
– Серьёзно, Богданыч, я начинаю за тебя конкретно переживать. На тусах не появляешься, с бухлом, клубами и прочим завязал...
– Зачем переживать? Порадуйся.
– А чему радоваться? Тому, что я теряю друга? – произносит с выражением.
– Харэ… – цокаю языком.
– Слушай, не подумай, что я из-за Эльки на тебя наезжаю, нет. Тупо любопытно, чем тебя привязала к себе эта деревенщина.
– За языком следи, Эмиль! – сердито на него смотрю.
– Окей. Пардон. Провинциалка.
– Её зовут Оля, – услужливо напоминаю я ему.
– Не злись, братан... Я просто вижу, что ты – это не ты как будто.
– Если хочешь знать, сейчас я – лучшая версия себя.
Разумовский фыркает.
– Лучшая версия? Ну не знаю... Так и в каблука превратиться недолго.
– Не пори чушь.
– А чё? Вон уже и фотка её на заставке. Постоянный созвон, переписон.
– Где связь? – взираю на него хмуро.
– Теряем мы тебя, Богданыч, теряем, – повторяет, вздыхая.
– Теряли вы меня два года назад, когда дурь потреблял всякую.
– Это да, – соглашается он и задумчиво пялится на дорогу. – И всё-таки… – тянет многозначительно.
– Ты о чём?
– Что в ней такого? В Оле этой. Ну симпатичная на лицо и задницу, но таких в Москве полно. Я в смысле понять не могу, чё ты так упоролся? – косится на меня, не отрывая взгляда от дороги.
– Однажды поймёшь, – мой палец скользит по чёрному экрану, и на нём тут же высвечивается фотография Мироновой.
– Она умеет что-то особенное, а? – тон его голоса ничего приличного не подразумевает. – Хороша в койке?
Что и требовалось доказать. Это ж Разумовский.
– Тормозни, Эмиль. Перегибаешь.
– Перегибаю?
Какое-то время он молчит, а потом вдруг как начнёт громко ржать. На весь салон.
– Подожди, Богданыч, не говори, что вы ещё не спали с ней!
– Не твоего ума дела.