Загадка Большой тропы
Шрифт:
Павел Осипович сделал паузу и посмотрел на единственного своего слушателя. Гриша сидел на крупном валуне, упершись черенком скребка в прибрежный песок. Карие глаза мальчика полны настороженного внимания.
— Как же искать эти чудесные кладовые? Ведь маленькие золотинки не увидишь глазом в куче всего песка, — продолжал Братов, чуть улыбнувшись своему ученику, и сам ответил: — А вот тут-то и пришел на помощь лоток. Лоток и смекалка. Вода накопила золото — вода и поможет добыть его.
— Когда ты наполняешь лоток песком, — геолог постукал чернем молотка по лотку, — зачерпываешь в него воду и начинаешь сильно раскручивать, перемешивая
Но Гришу больше всего интересовала рудаковская жила.
— А рудное золото можно найти шлихованием? — спросил он.
— Можно и рудное найти, — заверил его Братов. — Жила, как бы она прочна ни была, от времени все равно разрушается, отдельные песчинки и обломки от нее попадают в воду. Вблизи от места, где залегает жила, в речке обязательно встретятся золотые песчинки, и чем ближе к залежи, тем их больше. Могут даже оказаться самородки.
Каждый день после завтрака Виктор и Гриша отправлялись в шлиховой маршрут. Чаще опробовать приходилось боковые притоки, а не главную речку.
Однажды, перед тем как войти в очередной ключ, Виктор сказал:
— Вот что, Гриша, у меня накопилось много работы с дневником. А начальник, сам знаешь, ни одного дня на камералку не даст. Ты пойди один. А я посижу здесь, дневник обработаю. Обратно пойдешь, встретимся. Ты не боишься? — спросил он, отводя глаза в сторону. — Я тебе карту и компас дам.
— Нет, не боюсь.
Предложение Виктора показалось заманчивым. Идти самому с картой и компасом было заветным желанием Гриши. Не велика беда, что в верховьях пустынного дикого ручья немного жутковато. Особенно пугают густые заросли кустов и темных елей у русла ключа.
— Только на таборе никому ни слова, — предупредил Виктор.
Гриша согласно кивнул головой.
Вот это настоящее дело! И хотя подниматься вверх по ручью можно без карты (куда же собьешься, если с обеих сторон крутые склоны), Гриша все же через каждые сто метров доставал планшет, компас и ориентировался, стараясь отыскать на местности все, что на карте изображено изгибами горизонталей.
Позднее у Виктора часто стало появляться желание «поработать» над дневником, и Гриша привык ходить один. Под вечер он возвращался к своему начальнику и нередко заставал того сладко похрапывающим около небольшого костра.
Золота в шлихах не попадалось. Гриша уже начинал думать, что ничего нового о рудаковской жиле они так никогда и не узнают и все таинственное и необъяснимое, связанное с Большой тропой, останется навсегда тайной.
День сюрпризов
Каждый день (если удавалось возвратиться в лагерь засветло) Валентина Гавриловна или Павел Осипович смотрели шлихи под лупой. Ни одной золотинки! А в маршрутах никаких признаков золоторудного кварца. Нет утешительных вестей и из второго отряда. Вначале сезона неудачи огорчали мало: оставалась надежда —
За последнюю неделю неузнаваемо изменилась тайга: поблекла зелень, на склонах вспыхнули пятна желтизны и багрянца. А вчера ночью упал первый снег. Правда, он растаял утром, еще до завтрака; и все же, несмотря даже на сильную жару в середине дня, чувствовалось; приближается осень.
Сегодня маршрут выдался особенно трудный. По водоразделу, похожему издали на гребень с поломанными зубьями, пройти не удалось. Братов спустился ниже и карабкался по самому крутику. Если смотреть на склон издали, особенно в ясную погоду, он похож на отвесную скалу с выступами в виде пиков и башен. В горах теряется ощущение глубинности; в поле зрения попадают предметы, удаленные на такое расстояние, какое в равнинной или холмистой местности находилось бы далеко за чертой горизонта. Наблюдателю хребет кажется плоским. II нужно на опыте убедиться в ошибочности своих представлений, чтобы научиться правильно видеть горы.
Братов знал все многообразие гор, побывал в самых глухих уголках и видел их с вершин, со склонов, со дна долин и ущелий. В хребтах есть такие места, куда и охотники не заглядывают. Кто и зачем станет забираться хотя бы вот сюда, на склон, карабкаться несколько часов подряд только затем, чтобы достичь голых каменистых скал. Под ногами геолога открывалась картина, какую можно наблюдать разве только еще с борта самолета. Видна вся долина от устья речки до ее истока, замкнутого полукругом скал. Широкое плоское дно ледниковой долины разделено надвое узкой, почти прямой, трепетно подвижной ленточкой водотока. В верховьях реки со скалистого уступа-ступени свисает серебристая на солнце нить водопада. Шум его не долетает до слуха. На бортах долины, чуть выше подножия, пролегла извилистая и ломаная линия верхней границы леса.
На крутом противоположном склоне долины на фоне ослепительно сверкающего снега Братов заметил несколько темных точек. Павел Осипович долго приглядывался и все не мог понять, неподвижны они или перемещаются. В первом случае это могут быть выступающие из-под снега глыбы, во втором — изюбры. Только через минуту Братов разглядел, что темные точки передвигаются по снежному полю. В жару животные, спасаясь от мошки, уходят на снег в горы, где прохладный ветерок отгоняет назойливых насекомых. Изюбры чутки и пугливы, и геологам редко удается видеть их вблизи — звонкие удары молотка издали пугают зверей. Сейчас разглядеть животных можно было бы лишь в бинокль, но Братов не носил его с собою.
Геолог перевел взгляд вниз. Перед устьем речка врезается в дно долины, пропилив в массиве горных пород узкую и глубокую щель — каньон. Вода, зажатая с боков, падает с уступа на уступ, многопудовой тяжестью бьет в каменные стенки и дно, упрямо прорывая себе самый короткий путь в долину реки Каменной. Дно каньона — настоящая утроба гор: там всегда сыро, мрачно и даже в средине июля сохраняются толстые глыбы голубовато-зеленого и прозрачно-синего льда. В ущелье неистовый рев потока глушит все другие звуки. Но наверх, где стоит Братов, этот шум едва долетает отголоском однотонной унылой песни.