Загадка Торейского маньяка
Шрифт:
— Бред какой-то. Ты пойдешь к профессору?
— Пойду. Не хочу, чтобы твой друг тащил меня к нему силой. Только сразу после обеда я не смогу прийти, мне еще надо кое-что сделать. Буду часам к четырем, можешь так и передать друзьям. Приду сразу к профессору.
— Обещаешь?
— Мелисса, я никогда никому ничего не обещаю — я просто делаю то, что говорю. Либо не говорю и не делаю. Если я говорю, что приду, значит, приду. Если бы были сомнения, я бы так и сказала. Если бы не от меня это зависело, сказала бы, что постараюсь.
— А что ты…
— Ты уверена, будто хочешь узнать, что я намереваюсь сделать? Ладно. Во-первых, собираюсь поставить
— Ты… Ты знаешь, кто это сделал?
— Почти уверена, но нужно еще кое-что уточнить.
— Не скажешь?
— Пока у меня не будет уверенности, нет… да и потом, не знаю. Ройсу скажу, если попросит, а там он сам решит.
— Если попросит?
— Мелисса, иногда бывают случаи, когда правду лучше оставить там, где она лежит, да еще и прикопать на всякий случай поглубже. И сейчас если я права, то не знаю, что будет лучше: рассказать или оставить все как есть. Хотя нет, вру, знаю — рассказать, чтобы больше такое не повторилось. Чье-то уязвленное самолюбие не то… не тот мотив… нет… — Наташа щелкнула пальцами, пытаясь подобрать слова. — В общем, уязвленное самолюбие — это не то, что должно приводить к гибели молодую девушку, которой еще бы жить и жить.
— Самолюбие? Ты о чем?
— Я не до конца уверена в своей теории, а она не та, которую можно озвучить, если нет стопроцентной уверенности. Вот и хочу прояснить некоторые моменты. Извини, большего сказать не могу.
— Ты очень странная.
Наташа, уже собравшаяся было уходить, замерла. Развернулась. Мелисса даже вздрогнула, такая грусть была в ее глазах.
— Думаешь, я этого не знаю? Или, думаешь, это легко? Порой я мечтаю быть обычной блондинкой, у которой в голове одни наряды. Таким очень легко живется. Наверное, я не просто так выбрала такую роль, а исполнила свое тайное желание. Но знаешь… мне нравится докапываться до скрытой правды, общаться с разными интересными людьми. — Наташа развела руками. — Извини. Или прими меня такой, какая я есть, или постарайся забыть обо мне, как только я уеду с Торея. Переделать себя я не смогу… да и не хочу.
— Тогда скажи хоть, зачем ты так выступила на собрании?
— Собрание… — Наташа сморщилась и почесала нос. — Какая глупость! Какой вообще смысл в нем? Магистрат хотел покрасоваться перед всеми и показать, будто что-то делает? А реально они ведь могли только помешать… Впрочем, что ни делается, все к лучшему — в данном случае эти люди здорово мне помогли. Ладно, извини, но мне уже некогда, и так задержалась дольше, чем рассчитывала.
Мелисса проводила девушку хмурым взглядом, потом задумалась над тем, что услышала. Два убийства, смерть сестры Ройса… неужели Фелона, занимаясь этим делом, походя действительно узнала убийцу? И почему не может назвать его без полной уверенности? Сама она не сказала бы только в одном случае — если… Но это же невозможно! Этого не может быть! Но если это правда, тогда… Господи, Ройс, только не это!
В расстроенных чувствах девушка отправилась к выходу, села в карету, которую вызвал специально для нее отец, и велела отвезти ее домой, совсем позабыв, что Ройс просил ехать к нему. Дома она часа два металась по комнате, пытаясь успокоиться, но только сильнее заводя себя. Лучше бы она не разговаривала с этой Призванной.
— К вам ваши друзья, госпожа, — возвестил слуга.
— Друзья? — Только сейчас Мелисса вспомнила, что ее ждали.
— Знаешь, это уже ни в какие ворота! — влетел в гостиную Ройс. Спешащий следом Торен безуспешно
— Извините… я… я сначала Фелону разыскивала, потом ее уговаривала… совсем забыла о времени.
Врать Мелисса не умела и сейчас отчаянно надеялась, что ни Ройс, ни Торен не заметят ее лжи, пока они рассержены.
— Ты от Фелоны заразилась глупостью? — поинтересовался Ройс, все еще сердясь.
Мелисса тут же ухватилась за возможность сменить тему.
— Зря ты так про нее. Фелона очень умная, она просто не хочет этого показывать, вот и прячется за шутовской маской.
— Это ты так пошутила? — удивился Торен.
— Это вы дураки! Вы увидели то, что она хотела вам показать, и успокоились, даже не замечая всего того, что не укладывается в вашу стройную картину. А я больше вас всех с нею разговаривала, потому знаю, что говорю.
— Опять об этом? — неожиданно донесся до ребят из-за двери раздраженный голос отца Мелиссы. Тот, кто ему отвечал, говорил тише, и его расслышать не получилось, даже непонятно было, кто собеседник.
— …
— Нет, нет и нет! И у тебя ничего не получится сделать, поскольку нет никакого нарушения!
— …
— Это угроза?
— …
— Тогда до свидания.
Хлопнула дверь. Спустя минуту в гостиную стремительно ворвался Ларшен Тирен, заметил ребят и замер.
— Много слышали? — спросил он, придя в себя.
— Ты говорил слишком громко, но мы не слышали с кем.
— Не слышали? — Ларшен раздраженно махнул рукой. — Эта Призванная берет на себя слишком много! Никто еще не разговаривал со мной таким образом!
— Что?!! Призванная приехала?! — Ройс даже вскочил. — Она здесь?!
Ларшен нахмурился, видно было, с каким усилием он взял себя в руки.
— Нет еще.
— Но вы сказали…
— Я общался по связи. Корабль уже недалеко, и дальности хватает для связных пластин.
Врать Ларшен умел почище Мелиссы, потому Ройс поверил, а вот Мелисса своего отца знала лучше. К тому же она точно знала, что Призванная уже давно на острове. Но вот чего она не знала, так это того, что отцу известно о Призванной. До сего момента Мелица полагала, что о присутствии на Торее Наташи знает только отец Торена. Она даже не уверена, что мэр тоже в курсе. Точнее, знать он, может, и знает, но вот точно ее не видел ни разу, иначе как-то обязательно дал бы понять это на собрании. Впрочем, очень может быть, что Наташа открылась отцу только сейчас по каким-то своим соображениям. И если это так, значит, разговор шел о делах отца, касающихся общества Амура. Только попытка надавить на него с этой стороны могла вызвать такую реакцию. Отца всегда раздражало, когда кто-то пытался указывать ему на аморальность его действий.
«Мораль? Мораль определяется законом! Или вы считаете, что наши сенаторы аморальные люди? И если закон разрешает что-то, значит, это что-то вполне морально, — всегда парировал он в таких случаях. — А все эти разговоры — в пользу бедных. Это они пусть думают о морали, если им не хватает соображения и умения заработать».
Именно такая позиция отца и вызвала их разлад. Пока была жива мама, она еще как-то умела сдержать его порывы, но, когда ее не стало, для отца не осталось авторитетов. Вот тогда он развернулся по полной. И именно тогда общество Амура, действующее ранее полулегально и очень осторожно, стало в лицее чуть ли не официальной организацией.