Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории
Шрифт:
Оно стало принимать угрожающий размах. Вы только посмотрите, Елизавету посадила на трон элита, правда, противников–неудачников повесили. Анну Иоанновну тоже посадила элита в лице Тайного совета. Екатерину Великую посадила на трон тоже элита. Вешать никого не стали, зато счастливцы–удачники сильно разбогатели. Но не только же посадила на освободившееся место, а освободила это место путем убийства законного царя, кстати, самой элитой и выбранного. Следом за ним к праотцам попал и сам Павел. Затем вдруг внезапно умер его сын Александр I. Больше столетия продолжалась такая чехарда и только третий сын Павла Николай I навел порядок в этом деле – создал Третье отделение, жандармов или «голубые мундиры» по выражению Пушкина, прообраз ВЧК, НКВД, КГБ и так далее. За крепостными крестьянами Третье отделение не следило, оно следило исключительно за элитой, чтобы она перестала так часто менять царей. Элита быстренько прижала хвост, до самой Великой октябрьской социалистической революции. Вероятно, декабристы в основном появились не в процессе борьбы за свободу крестьян, а все–таки, чтобы образумить маленько эти пресловутые голубые мундиры, очень уж они мешали жить элите.
Коммунисты тоже быстренько
Вот поэтому–то я и против общегосударственной элиты. Ладно бы сами дрались за место возле «тела», так они и царей взялись менять почем зря. На современном этапе мне ближе все–таки элита региональная. Она хотя, по сути, почти такая же, как и общегосударственная, сперва накладет денег в свои карманы, своим деткам и приспешникам, а потом только о народе задумается, но все же она и выборы ждет не совсем так, как главная элита большой страны.
Но, прежде надо остановиться на флуктуацих в элите и обменных процессах между элитой и народом. Несомненно, большая часть первичной элиты, люди неординарные, хотя неординарность эта может проявляться и в завязывании шнурков на кроссовках «лучшего министра» для «перешагивания» через звездочки на погонах. У каждого своя неординарность. Бывает и офицерская, о чем я очень сожалею.
Наиболее радикальные смены элит были осуществлены Рюриком, Дмитрием Донским, Михаилом, Алексеем Романовыми, и особенно Петром Романовым, коммунистами сразу после захвата власти. Рюрик – главный атаман–разбойник, посадил своих своих меньших атаманов над местными князями–разбойниками, заставив их служить за выделенные вотчины, но оставил свое разбойное наследование от старшего брата к младшему. Дмитрий Донской преодолел это наследование Куликовской битвой и последующим столетием практического осуществления «нового» порядка. Романовы сделали общецарский переворот, сместив древних «рюриковичей» и сев на их место. Эта смена элиты затянулась, и только Петр завершил ее. Вот на этом и надо остановиться, так как здесь впервые элита начала пополняться представителями народа. «Сколько волка ни корми – он все равно в лес смотрит». Подкупленная крепостным правом прежняя элита, которая пошла за «новым» царем Михаилом Романовым, считала себя пупом земли и стала лезть в царские дела. Прежняя элита, стоявшая за рюриковичей, конечно, была разбита, но не искоренена. Поэтому то и дело происходили сговоры недобитых рюриковичей и «сподвижников» Романовых. А Романовых сильно поддерживал Запад, как это вполне справедливо заметили авторы «новохрона–2». Поэтому на Руси появилась большая куча западных наемников, значительная часть которых сделалась царскими любимцами и русским дворянством. Я о них уже говорил выше, они несколько облагородили потомственных рабовладельцев. Вторым потоком в русскую элиту хлынули «алексашки», дерзкие и умные представители народа, собравшиеся уже идти в донские казаки–разбойники, но примеченные Петром и принятые в службу как «без лести преданные». После о них Пушкин скажет «бес лести предан». Еще позднее русские писатели назовут их «птенцы гнезда петрова» и распишут их яркими красками. Создание Петром «табели о рангах» закрепит этот процесс и поставит в соревнование «старочинных дворян» с «выскочками» из народа, прежде всего из купцов и мануфактурщиков. Демидовы, Строгановы далеко пойдут, до безнаказанного убийства Распутина, почти члена семьи Романовых.
Отмена крепостного права сильно ударила по потомственной царской элите. Романовы, хотя и принимали самое деятельное участие в формировании новой элиты, но они ее не могли контролировать, даже созданное Третье отделение Николаем I не помогало. Только поэтому крепостное право так долго существовало, ослабляя производительные силы России. И хотя Хлебников и говорил, что крепостное право создано для приучения народа к труду, дураку понятно, что рабский труд малопроизводителен. Екатерина II задумалась, было об этом, но пугачевщина так перепугала бедную императрицу, что еще более ста лет ни один император даже не пытался идти против своей элиты. Александр I тоже, насмотревшись на западных свободных людей, тоже задумался над этим вопросом. Но кто же ему разрешит? А разросшаяся до невероятных размеров элита все больше и больше деградировала. Практически освобожденная от войн за свой счет, она жирела, плодилась, беднела, опускалась, вырождалась. Дошло до того, что можно было крепостное право отменять, никто и ухом не пошевелил, чтобы воспротивиться. Деградация пошла еще быстрее. Потеряв рабов, земледельческая элита не знала, что делать со своей землей. Вот тут и появился «Вишневый сад» Чехова. Разумеется, были и дельцы из прежней элиты, но это такая мелочь, что в подзорную трубу не разглядишь. Появлялся русский капитализм, в основном из купцов и кулаков и его идеологи: кадеты, эсеры, меньшевики, точнее все те, которых «великий» Ленин перестрелял, а Сталин догноил в своем Гулаге.
Но самая радикальная смена элиты, конечно, произошла при коммунистах. Начальный этап, переходный процесс я уже рассмотрел выше, осталось рассмотреть стационарный процесс, длившийся с начала тридцатых до конца восьмидесятых годов. Ленин сперва воспользовался отщепенцами от прежней элиты, «предавшими» свой класс. У него не было другого выхода, ведь революционный пролетариат писать даже не умел. Он сделал революцию и с него достаточно. Мог отправляться
Технари–инженеры займут все руководящие места. На Западе в это время начнут выпускать менеджеров – специалистов по управлению сложными системами. У нас же будет лозунг: «Давай, давай»! У нас руководить больницей должен врач, химическим комбинатом – химик, строителями – строитель. Ладно бы так, но начальником отдела кадров на химкомбинате – тоже должен быть химик, а на ткацкой фабрике – инженер легкой промышленности. Поэтому в управлении сразу же возникли проблемы, череда снятий–назначений. Ведь химик это химик всего лишь, но не менеджер, он знает, что делать в пробирке, но не знает, как организовать труд иногда десятков тысяч людей, как посчитать деньги на производство, что такое прибыль? Вот эта чехарда в подборе инженеров–управленцев методом проб и ошибок и вызвала метод вхождения в элиту, к которому и перейду.
Когда стало понятным, что выбирать подходящего управленца из инженеров методом проб и ошибок – дело дохлое, тогда на это махнули рукой, был бы лояльным к власти и вышестоящему начальству. Вместо руководства предприятием на ответственном начале управленца внедрили мелочное инструктирование, всевозможные регламенты и понукания. Теперь директором мог быть любой инженер, от него требовалось только выполнять инструкции, сидеть в кабинете и чтить до посинения начальство, молча, снося любые от него унижения и еще благодарить за науку, когда его взбучивали почем зря. Появилась огромная возможность «порадеть родному человечку» и ею тотчас воспользовались самым широким фронтом. Любой выслужившийся чиновник целыми днями кого–нибудь устраивал из родни, любовниц и приятелей. На остальное просто не было время. Знания стали постепенно не нужны, нужен был диплом, бумажка. 70 – 80 процентов инженеров были вовсе не инженеры, а владетели бумажки. Образование катастрофически девальвировалось. В это время наш диплом врача, инженера, профессора за границей потерял всякую ценность. Сплошным потоком пошли жалобы, что нет достойных руководителей, причем жаловаться начинали с самого минимального «портфеля», что, дескать, никак не найдут замену себе и вынуждены назначать кого попало. Это очень хорошая жалоба для жалобщика, она снимает с него всякую ответственность за назначение. При этом все понимали, что назначают не по способностям, а по лояльности, и уже не к партии и руководству, а к себе лично. Это называется круговая порука, но она подразумевается молча, вернее, по молчаливому согласию. В приложении 4 даю несколько характеристик под заглавием «Лица». На этом этапе образовалось две струи попадания в элиту, ведь она по идее перестала быть наследственной. Хотя это не совсем так. Первая струя осталась наследственной, вторая — «собственным трудом».
Кто же лучше знает, чем отец: оболтус его сын или нет? Вот Сергей Хрущев был оболтус, Юрий Брежнев – тоже. Первый был отправлен в «престижную денежную науку», второй заместителем министра к Смелякову, который мог обеспечить работу министерства и без своего первого зама. Если бы младший Хрущев был не оболтусом, он мог бы стать «сахаровым», но не стал, а под конец жизни вообще оказался американской побирушкой. Младший Брежнев «представительствовал» за границей, пока не кончилась лафа. Вот два трутня, о которых все знают. Я лично знал сынка одного партийного бонзы 90–х годов, который, являясь вицеконсулом в Милане, то есть по должности гебист, спал сутками от нечего делать. Для сынка председателя Госплана вообще создали институт, чтобы не так было заметно, что он оболтус. Ни одного значительного деятеля не было из отпрысков кремлевской элиты, но все они занимали денежные посты, и жили припеваючи. Эти детки и внесли в элиту пренебрежительное отношение к «простым» пахарям. Больше им выделиться было нечем. Но это же только очень маленькая часть кремлевской элиты, а элита министерских сынков, сынков директоров крупных заводов, институтов. Их было очень много, трутней из трутней, как правило, первых заместителей по должности. В это время случилось правило, что когда на предприятие приезжала какая–нибудь проверка, комиссия или «лично» какой–нибудь крупный начальник, то они никогда не хотели иметь дело с первыми заместителями, которые могли только мычать, а требовали всегда «самого», директора.
Струя элиты, пробившихся «собственным трудом» делилась на две категории: дураков и умных, общим у них было только неудержимое стремление «достигнуть». Странно, но дураков пробивалось больше, чем умных. Сам ум очень мешает достижению целей при сложившейся практике. Ум хочет себя проявить в чем–то неординарном, а неординарность – это большой грех, ишь, дескать, «умник нашелся»? Это же была повседневная присказка, причем «снизу до верху». Умный должен был быть еще и подлым к своему уму. Он должен был с начальством больше слушать, чем говорить, унижаться, терпеть своего зама–дурака, назначенного ему «сверху», говорить своему начальнику приятные слова, хвалить в глаза и за глаза начальственный ум, хотя считал его дураком из дураков. Не для всех умных такое возможно, они время от времени срываются, а малейший срыв навсегда ставит крест на карьере. Поэтому из них высоко взлетают единицы.