Загадочное происшествие в Стайлзе (другой перевод)
Шрифт:
– О, нет, подходил!
– Невозможно! Мы все время были вместе.
– Вы заблуждаетесь, друг мой, – покачав головой, возразил Пуаро, – ненадолго вы все-таки разделились. Сами подумайте, если вы все время были вместе, то зачем же мадемуазель Синтии понадобилось звать Лоуренса к вам на балкон?
– Да, об этом я забыл, – признал я. – Но он оставался в одиночестве буквально минуту.
– Вполне достаточно.
– Достаточно для чего?
– Достаточно для того, – Пуаро загадочно улыбнулся, – чтобы джентльмен, изучавший медицину, удовлетворил
Мы обменялись взглядами. Глаза Пуаро светились каким-то непонятным весельем. Он встал и начал напевать себе под нос какой-то бравурный мотивчик. Я подозрительно наблюдал за ним.
– Пуаро, но что же находилось в той самой бутылочке? – спросил я.
– Гидрохлорид стрихнина, – бросил он через плечо и продолжил весело напевать.
– О боже! – подавленно прошептал я.
Такой ответ не удивил меня, я даже ждал именно его.
– В той аптеке чистый гидрохлорид стрихнина используется крайне редко… лишь иногда, для изготовления специальных пилюль. Для прочих лекарств в медицине широко применяется другой раствор стрихнина. Потому-то наши отпечатки и сохранились на склянке с ядом.
– А как вам удалось сделать фотографии?
– Пришлось уронить шляпу с балкона, – спокойно признался Пуаро. – Посетителям не положено выходить во двор днем, поэтому, несмотря на мои многочисленные возражения и извинения, коллега мадемуазель Синтии любезно спустилась туда сама за моей шляпой.
– Значит, вы знали, что найдете там?
– Нет, отнюдь. Я лишь допускал такую возможность, узнав из вашего рассказа, что месье Лоуренс подходил к шкафчику с ядами. И такую версию следовало либо подтвердить, либо исключить.
– Пуаро, ваше легкомысленное веселье не обманет меня, – мрачно заявил я. – Вы сделали важнейшее открытие.
– Сомневаюсь, – откликнулся бельгиец, – хотя одно обстоятельство поразило меня. Несомненно, оно поразит и вас тоже.
– Какое же?
– Слишком часто, пожалуй, стрихнин появляется в нашем деле. Ведь мы сталкиваемся с ним уже третий раз. Во-первых, стрихнин содержался в тонике миссис Инглторп. Во-вторых, Мэйс продал стрихнин, скажем так, из-под прилавка в аптеке Стайлз-Сент-Мэри. И теперь, третий раз, пузырек со стрихнином держал в руках один из обитателей усадьбы. Это сбивает с толку, запутывая наше расследование. А как вы знаете, подобная странная путаница меня всегда огорчает.
Я не успел ничего ответить, поскольку в этот момент открылась дверь и к нам заглянул один из соседей-бельгийцев.
– Там внизу какая-то леди спрашивает мистера Гастингса.
– Леди?
Я вскочил. Пуаро спускался за мной по узкой лестнице. На крыльце стояла Мэри Кавендиш.
– Я навещала в деревне одну старушку, – пояснила она, – и, узнав от Лоуренса, что вы направились к месье Пуаро, решила зайти за вами.
– Как жаль, мадам, – сказал последний. – Я-то надеялся, что вы меня решили почтить своим визитом!
– Я с удовольствием загляну к вам на днях, раз вы приглашаете меня, –
– Вот и славно. Если вам понадобится исповедник, – Мэри еле заметно вздрогнула, – то помните, что отец Пуаро всегда к вашим услугам.
Она так задумчиво взглянула на него, словно пыталась понять некий скрытый смысл его слов.
– А вы сами, месье Пуаро, – резко отведя глаза, сказала женщина, – не желаете заглянуть к нам на огонек?
– С превеликим удовольствием, мадам.
Всю дорогу до нашего дома Мэри возбужденно болтала. Мне показалось, что она немного нервничает, избегая взглядов Пуаро.
Погода испортилась, задул резкий, почти по-осеннему пронизывающий ветер. Мэри поежилась и застегнула пуговицы своей черной спортивной куртки. Под порывами сурового ветра печально шелестели деревья, точно скорбно вздыхающие великаны.
Мы подошли к парадному входу в Стайлз и сразу заметили в холле что-то неладное.
Навстречу нам бросилась Доркас. Она плакала, заламывая руки. За ней топтались и другие слуги со слезами на глазах.
– Ох, мэм! Ох, мэм! Не знаю, как и сказать вам…
– В чем дело, Доркас? – раздраженно спросил я. – Говорите же, наконец.
– Ох, уж эти злосчастные полицейские! Они арестовали его… арестовали мистера Кавендиша!
– Лоуренса арестовали? – потрясенно ахнув, повторил я.
Я заметил странное выражение в глазах Доркас.
– Нет, сэр. Не мистера Лоуренса, а мистера Джона.
Мэри Кавендиш дико вскрикнула за моей спиной и, привалившись к ней, начала оседать. Я развернулся и, успев подхватить ее, увидел в глазах Пуаро затаенное ликование.
Глава 11
Версия обвинения
Судебный процесс над Джоном Кавендишем, обвиняемым в убийстве приемной матери, состоялся через два месяца.
Мне нечего особенно сказать о предшествующих суду неделях, но не могу не упомянуть об искреннем восхищении и сочувствии, которые вызвало у меня поведение Мэри Кавендиш. Решительно встав на защиту мужа, она презрительно высмеивала даже саму мысль о его виновности и ожесточенно боролась за его оправдание.
Я высказал свое восхищение Пуаро, и он задумчиво кивнул мне в ответ.
– Вы правы, она принадлежит к тем славным женщинам, которые лучше всего познаются в беде. Несчастья побуждают их проявить всю силу свойственных их натуре милосердия и преданности. Она с готовностью поступилась гордостью, отбросила ревность…
– Ревность? – удивился я.
– Да. Разве вы не поняли, что она необычай-но ревнива? Но, как я уже сказал, мадам отбросила и гордость, и ревность. Теперь она думает только о муже, о выпавшей на его долю ужасной судьбе.
Слушая пылкие пояснения моего друга, я пристально смотрел на него, вспоминая тот последний день в его коттедже, когда он озабоченно размышлял о том, стоит ли ему что-то говорить. Учитывая его трепетное отношение к «женскому счастью», я порадовался, что благодаря аресту Джона ему не пришлось самому принимать это решение.