Загадочные края
Шрифт:
– Да.
– И много книг ты прочитала за свою жизнь?
– Я не считала. Может, пару тысяч. Может, больше. Нет, наверное, больше.
– У вас на Терре так много книг?
– У нас на Терре их столько, что никакому человеку не хватит жизни прочесть их все. Причём я имею в виду умные книги, а не те, что печатаются миллионами, чтоб развлекать самых необразованных. Так называемое чтиво. И не специальную учебную литературу, которой тоже титаническое количество.
– Зачем же вам нужно столько книг, если их все равно
– Людей тоже много. Одни прочтут одну часть, другие – другую.
– Странно. В жизни же столько всяких дел надо сделать. Когда же ещё столько книг читать?
– Читают у нас на Терре хоть и не все, но многие. Средних размеров домашняя библиотека – это от двухсот до пятисот книг. Иногда больше. У нас нет ни одной семьи, где не было бы в доме ни одной книги…
– А как называется та книга, о которой ты мне говорила?
– Какая?
– Та, где о девушке, богатом парне и красных парусах.
– О… «Алые паруса».
– Так и называется?
– Да. Это повесть. Небольшое произведение.
Они замолчали и какое-то время смотрели на беспокойную зелёную с синевой воду и прозрачно-хрустальное небо.
– Может, назад? – осторожно спросила Ингрид.
– Давай. – Он встал, поймал одной рукой канат и стал делать поворот. Она накрепко вцепилась в какой-то выступ, чтоб не полететь за борт.
Ветер подул сбоку, и Канут без промедления поймал его в паруса; едва не черпая бортом, яхта перешла из поворота в стремительный прямолинейный бег.
– Обратно пойдём галсами? – уточнила Ингрид.
– Нет. – Он смотрел в открытый океан. – Ветер сейчас переменится. Держись.
Она вцепилась крепче. Кораблик тряхнуло. Канут что-то делал с парусами, а что – она не могла понять, потому что видела яхточку второй раз в жизни. Ей нравились корабли – и самые маленькие парусники, и огромные, на солидную команду. Только парусники она и любила, да ещё немного – парусно-гребные суда, те, что существовали в её мире только как антиквариат, память о прошлом. Она очень любила всё, что связано с морем, но при этом, живя на берегу морского залива, едва умела плавать и почти ничего не знала о кораблях. Да и видела их по большей части на картинках. Такое невозможно в мире, где она теперь жила, но сплошь и рядом бывало там, где выросла.
Ингрид подняла голову. Её брат вел яхту к небольшому островку, покрытому густой зеленью. Сбоку проплывали выступы рифов, выглядывающие из воды, но он совсем не обращал на них внимания, словно их не было.
– Канут! – окликнула она с беспокойством. Он обернулся.
– Что?
– Рифы.
– Я вижу. Не волнуйся. Осадка у этой посудины совсем мала, так что мы пройдём.
– Но зачем?
– Этот островок очень интересный. Я хочу тебе кое-что показать.
– Но как мы сойдём на берег? Лодки у нас нет, а мокнуть я не хочу.
– Я тебе помогу. Ты не намокнешь, не бойся.
Он завёл
– Готово. – Канут оглянулся и указал на едва различимые в скальном массиве уступы. – Лезь. Я подстрахую снизу.
– Нет нужды. – Девушка пристально оглядывала скалу. – Эти ступени вырубила человеческая рука, верно?
– Да.
– В таком случае на человека они и рассчитаны. – Она скинула плащ и уцепилась за камень.
Карабкаться наверх оказалось и в самом деле очень удобно. Ингрид живо оказалась наверху. Она отошла от края, обернулась и замерла, любуясь морем, таким ясным и ярким, почти неотличимым от неба, даже полоса горизонта размывалась в сиянии этой пронзительно-чистой лазури.
Несколькими мгновениями позже по лестнице вскарабкался и Канут, он тащил в зубах небольшой тючок, связанный из пакета с провизией и её плаща.
– Держи, – протянул он. – Накинь лучше. Здесь ветренно, ещё простудишься.
– Спасибо.
Бесплодная скала менее чем в сотне шагов вглубь переходила в плодородную (насколько это возможно, конечно) землю, покрытую ковром трав и цветов, очень свежих и ярких, словно не дикорастущих, а вполне себе культурных. Дальше начинался лесок, невысокий, как все леса на севере, но густой и очень уютный на вид. Ветер клонил купы деревьев, и по тёмной листве шли волны, как по морю.
– А что здесь?
– Увидишь. – Он закинул на плечо уменьшившийся в размерах тючок. – Идём.
Она последовала за ним по едва различимой тропинке, протоптанной, видимо, очень давно. Мимо потянулись деревья, на вид старые, хоть и не шибко вымахавшие в высоту или ширину. Между стволами то тут, то там виднелись покатые бока больших камней, и где-то через сотню-другую шагов Ингрид пришло в голову, что они лежат в слишком правильном порядке, а значит, их принесли люди.
А ещё через сотню метров путешественники вдруг вышли на открытое пространство.
Лесок остался позади, а впереди лежала зеленеющая свежей травой лощинка. Лес окружал её с двух сторон, с двух других она обрывалась в море. Если повернуться налево, то море было видно во всей своей красоте, прямо же, видимо, был залив, и виднелся противоположный его берег, тоже покрытый лесом. Зелень отрезала от обрыва узкая кромка камня.
Посреди лощинки стояли высокие менгиры, расположенные кругом, почти ровным и непорушенным временем. Посередине отчерченного стоячими камнями круга лежал плоский валун, видимо, служивший алтарём, и на нём лежало что-то, при ближайшем рассмотрении оказавшееся охапкой сухих цветов, придавленных камнем.