Загадочные края
Шрифт:
Канут расхохотался. Он любил девушек, которые умели свободно себя вести, при этом не подпуская к себе ни на шаг.
– Ладно, признаю. Говорите вы как человек. Разве что очень непривычный. Но, может, всё-таки назовётесь? Меня, к примеру, зовут Канутом.
– Ингрид, – спокойно, без соблюдения обычаев и произнесения традиционных слов, представилась она.
– Ингрид, – повторил он. – Красиво. Я мешаю тебе охотиться?
– Нет. Я не охотилась, я гуляла. И уже собираюсь домой.
– Где ты живёшь?
– Там. – Она махнула рукой в сторону поместья. – А тебе куда?
– Нам по дороге. Где твой конь?
Ингрид
Он подвёл ей кобылку, и девушка ловко, хоть и без заметной привычки вскарабкалась в седло. В седле девица смотрелась неплохо. Он видел в своей жизни много стройных изящных женщин, со многими развлекался в постели, случалось, и брал силой, если такие попадали к нему в плен, но в этой ему по-прежнему чудилось что-то особенное.
– Ну. – Он улыбнулся и протянул руку. – Не против, если я возьмусь за стремя?
– В чём проблема? – Ингрид нагнулась и погладила лошадь по шее. – Глен вынослива. Если умеешь держаться без стремян, то садись позади меня. Насколько я поняла, нам по пути?
Он вспрыгнул на спину лошади одним махом и устроился поудобней. Девушка пустила кобылку, недовольную двойным грузом, лёгкой трусцой.
– Прекрасно сидишь верхом, – похвалил он, не зная, о чём ещё заговорить.
– Чёрта с два. Я делаю это шестой раз в жизни. Веришь?
– Нет.
– А зря. Я сказала правду. Катаюсь верхом только месяц.
– А почему? Раньше было не на ком?
– Раньше слишком сильно болел бок. Ожог.
– Проверяли железом?
– Всё как положено. Накалённым.
– Очень сурово. Но, с другой стороны, я понимаю тех, кто это делал. Не пойми превратно, ты так похожа на альву…
– Сперва мне заявили, что я вайль. – Она рассмеялась.
– Вайль? – Он прикрыл глаза и вдохнул её аромат. Волосы, которые почти касались его лица, пахли одуряюще. – Нет, на вайль-то как раз не похожа. Они очень лесные, если можно так сказать. Холодные, пахнут ключевой водой и зеленью. И в глазах у них… Два замёрзших озерца.
Она чему-то тихо рассмеялась.
– Когда меня приняли за вайль, я, наверное, как раз была такая. Хорошо сказано – два замёрзших озерца. Ты, наверное, поэт.
Он нахмурился.
– У тебя было какое-то горе?
– Ну… Я бы сказала, это сейчас мне хорошо. А тогда… Так скажем, не очень. Ну, попробовали меня железом – холодным, я имею в виду. А так как результата не было, то стали проверять горячим. – Она снова тихо рассмеялась. – Жаль, я была не в том состоянии, чтоб видеть лица. Думаю, они были интересные.
Канут молчал и осторожно касался носом её волос. Они были пушистые и щекотные. Мягкие, наверное, если расплести косу.
– Скажи, – произнес он осторожно, – как отец позволяет тебе носить такую одежду? Очень необычно. В прежние времена, говорят, за подобные вольности наказывали. Вплоть до изгнания. Конечно, сейчас не прежние времена, но…
Она оглянулась и с любопытством; улыбка была в её глазах.
– Тебя шокирует мой наряд?
– Нет. Нравится.
–
– А что, например?
– Упражняться с оружием.
– Да? – Канут оживился. – И тебе нравится?
– Само собой. Иначе б не занималась.
– А какие мечи предпочитаешь?
– Себе под стать, конечно. Длинные, лёгкие, с полуторной рукоятью и прямой гардой. С балансировкой по основанию черена. Ну как? Проверил?
– Разбираешься, – признал он. – И получается?
– Хреново получается, по правде говоря.
– Как?
– Ну, очень плохо.
Они посмеялись.
Лес поредел, сменился подлеском, потом гущу папоротников и кустарника прорезали тропинки, и Канут с Ингрид выехали на открытое пространство, откуда уже видны были и ухоженные поля, и сама усадьба вдалеке. Слева кое-где выглядывали из-за деревьев ухоженные домики фермеров, но девушка не направила кобылку в их сторону, а продолжила путь прямо к главному дому поместья, и он подумал, что она хочет поставить лошадь на конюшне Сорглана, возможно, временно живёт в горде, а значит, её родители гостят там. Может, по делам, может, подвозили остатки дани или улаживали ещё какие-нибудь дела. «Тем лучше», – решил он.
Ингрид остановила лошадь неподалёку от ворот, на дороге, у края небольшого луга, начинавшегося почти прямо от стены, осторожно спешилась, чтоб не задеть его ногой. Он тоже спрыгнул на землю и положил руку на спину кобылки, почти рядом с рукой девушки.
– Теперь тебе на конюшню? – спросил он.
– Да.
– Эгей! – донеслось с поля.
Канут оглянулся и увидел отца – тот брёл почти по пояс в траве, густой, яркой, уже давно готовой к сенокосу. Сорглан был одет в домотканую, неокрашенную рубашку, перепоясанную простым ремнём с ножом в ножнах, такие же штаны, и настолько напоминал простого работника из своего же поместья, что его мог спутать кто угодно, разве что не домочадцы и не те, кто знал его в лицо. Граф шёл к ним и улыбался, и Канут приветственно поднял руку, понимая, что его увидели. Девушка тоже повернула голову в сторону луга и заулыбалась – улыбка красила её необычайно. Только теперь Канут понял, чем же она показалась ему так знакома, кого напомнила – мать. Девушка была похожа на Алклету, самую лучшую женщину, которую он знал, и всё-таки в чём-то отличалась от госпожи Бергдена. В этой девушке было то, чего недоставало Алклете. И ещё, кажется, многое из того, что Канут всегда втайне мечтал увидеть в женщинах. Он, наконец, отчётливо понял, чего же хочет, и потому схватил её за руку.
– Ингрид!
– А? – она повернула к нему голову. – Что?
– Скажи мне, кто твой отец. Где я смогу найти его, чтоб попросить тебя в жёны?
Улыбка мгновенно сбежала с её лица, девушка сжала губы и стала очень серьёзной. Строго и внимательно она посмотрела ему в лицо.
– Не думаю, что отец легко отдаст меня, да и я… Я очень сомневаюсь, что скажу «да». Очень. Скорее я уверена в обратном.
– И всё же. – Его совершенно не смутили её слова. Любые обычаи и традиции требовали, чтоб девушка в первый раз отказала. Кроме того, возможно, она таким образом указала, что ему следует и её непременно спросить. Конечно же, она совершенно права – с раскаяньем подумал Канут. – И всё же? Могу я узнать его имя и как его найти? Я всё-таки попытаюсь.