Загадочные края
Шрифт:
– Что это?
Ингрид сделала ещё несколько шагов и оказалась на краю круга. Дальше она шагнуть не решилась.
Канут спустил с плеча тючок.
– Это древнее святилище. Здесь поклонялись Матери-Земле те, кто жил тут до нас, до моего предка Свёернунда, который привёл сюда своих людей и осел на этих берегах, заложил этот горд. Он построил святилище, которое ты видела, в роще Десяти Дубов, по традициям, которые существовали на его родине. Местные ушли отсюда, когда он доказал им, что сильнее, но, понятное дело, своё святилище они забрать не смогли. А я иногда прихожу сюда. Мне здесь чудится какая-то
Она тоже вошла в круг, оглядываясь скорее с любопытством, а не с благоговением.
– Похоже на Стоунхендж. Только очень маленький.
– А что это? – заинтересовался Канут.
– Круг камней у меня на родине. Такой, знаешь… Высоченные менгиры и такие же, только лежащие поверху. Они соединяют вершины каждой пары камней. Очень древнее друидское святилище.
– Тоже круг? Судя по всему, мы похожи.
– Похожи наши культуры. Но это и неудивительно. Там, где есть солнце, податель тепла и света, там круг будет священным символом.
– А ведь верно. Я об этом не думал. – Он помолчал. – Можно, я принесу твой инфал?
– Зачем?
– Спой здесь чего-нибудь. Я тебя прошу.
– Здесь?
– Да. Ну, прошу.
– Ладно. – Ингрид с недоумением пожала плечами.
Канут исчез, и она осталась наедине с небом, зеленеющей землёй и нагретыми солнцем камнями, в которых была заключена чья-то глубокая вера. Ингрид осторожно положила руку на алтарь – он был тёплый и шершавый. Девушка не чувствовала себя неуютно, даже наоборот – её вдруг посетило чувство правильности происходящего, словно появиться здесь было самым разумным решением в её жизни, и теперь всё должно было пойти хорошо.
Она неожиданно для себя, не опуская рук с алтаря, горячо произнесла в пространство:
– Господи! Сделай так, чтоб произошло невозможное! Сделай так, чтоб он оказался жив. Сделай так, чтоб мы встретились…
Канут вернулся, неся в руке музыкальный инструмент, и хотя так быстро обернуться он мог, только если бы бежал всю дорогу, дыхание его было ровным и спокойным.
– Вот. – Протянул ей инфал и сел на землю.
Ингрид тоже устроилась в траве, прислонившись спиной к камню, пристроила на ногах инструмент и заиграла.
Она не думала, что из своих песен выбрать – всё случилось само собой, и она запела одну из тех песен, что написала на чужие стихи еще дома. Очень давно.
Словно ветер, лишённый покоя,
Человек, переставший быть прежним,
Я уйду, не простившись с тобою,
И останется только надежда.
Я уйду, неприкаянный странник.
Я уйду незаметно для взора.
Я уйду, обречённый изгнанью
И с собой унесу своё горе.
Буду помнить тебя на чужбине
Каждый миг моей жизни недлинной.
Я
Я умру, прошептав твоё имя.
Я уйду. Ты истаешь в разлуке,
Ты умрёшь, чтоб не помнить, не видеть.
Обрекли нас обоих на муки,
Обрекли нас обоих на гибель.
Мы уйдём – и любовь не исчезнет,
Не растает морскою волною.
Мы умрём, но не после, а прежде…
Я уйду. Но останусь с тобою.
Она опустила голову и заплакала. Она не посмотрела на Канута, и потому не видела, что он тоже плачет, недоумевая, не понимая, почему. Она совсем не думала о брате, а только о том, встречу с кем только недавно вымаливала у неведомого Бога, о том, кто написал эти стихи, словно прозревал будущее. Но если прозревал – горько думала она – то почему ничего не сделал? Или хоть бы сказал, хоть намекнул… Не зря, наверное, говорят, что стихи появляются на свет сами собой, как появляется ребёнок, и тот, кто написал, не властен над ними.
Она всё-таки подняла глаза, стараясь незаметно отереть слезы, и натолкнулась на впившийся в неё взгляд Канута. Брат смотрел, и, похоже, не мог оторваться, и уже был не в состоянии смириться с невозможностью осуществить свои желания.
– Я тебя люблю, – сказал он.
Ингрид несколько мгновений держала его взгляд, но потом всё-таки отвернулась.
– Не надо. Пожалуйста…
– Я люблю тебя! – перебил он. – Что с этим сделаешь? Почти сразу, как тебя увидел, я понял, что ты женщина, о которой я всегда мечтал. Только с тобой я мог бы прожить свою жизнь…
– Мы брат и сестра!
– Нет! – Он вскочил и, повернувшись к ней спиной, прижался к одному из менгиров. – Нет. Мы родились от разных родителей, и наш брак не был бы кровосмешением.
– Но был проведён обряд, и я стала твоей сестрой. Это же ваши традиции, а не мои, и тебе следует уважать их более, чем их уважаю я. – Она старалась говорить спокойно, он же не скрывал злости.
– Я уважаю обряд. – Сказал он тише. – Я не могу его не уважать. Да приплыви я чуть раньше, ты всё равно стала бы моим родителям дочерью, но при этом была бы и моей женой!
– С чего ты взял?
Канут обернулся и несколько мгновений вопросительно разглядывал Ингрид.
– Ты пошла бы за меня замуж? – спросил он после довольно долгого молчания.
– Нет.
– Ты это говоришь теперь.
– Нет! – Она встала, опираясь рукой на камень. – И ты забываешь, Канут, что я не твоя соотечественница. Женщины в моём мире привыкли сами решать, за кого им выходить замуж, и не идти на поводу у мужчин…
– Ингрид. – Он заговорил тихо, сдержанно, и она послушно замолчала. – Я знаю, что смог бы добиться твоей любви. Но теперь… Теперь всё это бессмысленно. Я люблю тебя, но мне не за что бороться. Ты не можешь быть моей женой.